Костя словно прочитал его мысли, обнял Таю и привлек ее к себе. Немного поколебавшись, девушка положила голову ему на плечо.

«Ну вот, теперь совсем другое дело!» Лев Иванович искренне порадовался за них, ощутил, как сразу же стало легче на душе.

Стас Крячко, стоявший рядом, хорошо понимал его настроение. Он толкнул приятеля локтем и жизнерадостно рассмеялся.

В этот момент теплоход издал будоражащий душу прощальный гудок и, набирая ход, направился к выходу из гавани. Его форштевень рассекал бесконечную череду изумрудных волн.

Прошла пара недель. Опера отгуляли свои выходные, которые Петр обещал предоставить им после возвращения с Шумбумаи. Потом Орлов подбросил своим лучшим сотрудникам непыльную работенку. Они должны были расследовать ограбление одного из столичных цыганских баронов, в ходе которого погибли двое его слуг.

Сыщики сидели в кабинете. Гуров штудировал в Интернете материалы о цыганах — нравы, обычаи, их иерархия и тому подобное.

Тут отрывисто и занудно зазвонил телефон внутренней связи. Лев Иванович поднял трубку и услышал голос Орлова, как всегда величественный, многозначительный, да еще и звучавший с хитроватой подначкой.

— Вы оба на месте? Дела идут, контора пишет? — вальяжно спросил генерал-лейтенант. — Ладно, ненадолго оторвитесь и зайдите ко мне.

Крячко, уже давно сменивший гнев на милость и забывший о своем обещании подать в отставку, саркастично поинтересовался:

— Петруха опять зажигает? Какую хрень он на сей раз нам подкинет? Ладно, пойдем, если зовет.

Однако Орлов не стал нагружать приятелей. Он, как видно, хорошо понимал, что тем надо было сперва разобраться с цыганами. Вполне искренне улыбаясь, генерал сообщил, что у него для них есть кое-какие интересные информашки, как со знаком плюс, так и с обратным.

— Наделали вы тарараму по бедной старушке-Европе! — чуть поморщившись, отметил Петр. — Борцы за права сексуальных меньшинств никак не успокоятся. Как я понял, эта мстительная публика любого, кто их не приемлет, глодать будет, как козел осину. В общем, нас официально уведомили, что персонально вам, господа хорошие, закрыт въезд в Голландию и еще пару стран, гордящихся своей свободой. Да и японцы продолжают кипеть и клокотать как самовар. Закатили, понимаешь, истерику по поводу задержания рядом с нейтральными водами этого дебилоида Цымасова. Вместе с американцами прислали нам протесты по поводу, как они считают, неправомерного применения предупредительного огня и ареста лучшего друга японского народа. Тамошние националисты провели очередную демонстрацию у нашего посольства. Главные лозунги: «Отдайте нам Курилы» и «Свободу Борису Цымасову».

— Хотя их наверняка уведомили, что он обвиняется в тяжкой уголовщине, — невозмутимо проронил Гуров.

— Разумеется! Но когда дело касается северных территорий, они и сатане молиться будут. — Орлов сокрушенно вздохнул. — Уже начат сбор подписей под петицией о немедленном освобождении политзаключенного Цымасова. Официальные обвинения в убийствах жителей Шумбумаи и нанесении вреда здоровью сотрудников правоохранительных органов объявлены фикцией. Хотя тут нет ничего удивительного. Налицо традиционная политика двойных стандартов.

— Да оно и не впервой. — Лев Иванович иронично усмехнулся.

— Вольнов звонил. Передавал вам привет. Сообщил, что достали со дна ту бандуру, с которой Цымасов злодействовал. Специалисты этим устройством уже занимаются. Говорит, командировку ему пришлось продлить. Там столько всего в недрах сопок обнаружено! Кстати, особую благодарность он просил передать Стасу. Это за что еще там?

Крячко громко хмыкнул и просительно посмотрел на Гурова.

Тот, с трудом сдерживая смех, поспешил подстраховать приятеля и заявил:

— Да мелочь, ничего особенного. Стас показал Александру хороший пляж. Мы же после того, как задержали Цымасова, два дня дожидались теплохода и от нечего делать ходили купаться. Есть там целебное горячее озеро, где любые болезни лечатся на раз. Вот Стас и поделился с ним этой информацией.

— Ой, что-то тут не то! — Орлов погрозил пальцем. — Небось свою тамошнюю пассию передал ему с рук на руки? А? Ладно, приедет — расспрошу лично. Теперь о приятном. Учитывая ваши заслуги в раскрытии ряда громких преступлений, министерство решило сделать вам подарок. Вот, примите! — Генерал-лейтенант достал из ящика стола две картонные коробки, лоснящиеся глянцем, встал с кресла и с торжественным видом вручил их приятелям. — Ультрасовременные японские смартфоны, — многозначительно пояснил Петр. — С пониженным фоном вредного излучения, способные устойчиво работать даже в зоне неуверенного приема. У них масса функций, колоссальная память, огромная емкость аккумулятора и все такое прочее. По некоторым данным, эти гаджеты выпущены специально для командного состава японской армии.

— Вижу. — Гуров рассмотрел иероглифы на упаковке и что-то шепнул Стасу.

Друзья разразились гомерическим хохотом.

— Что такое? — забеспокоился Орлов. — Что-то не так?

— Нет, все нормально, — успокоил его Лев Иванович. — Прикол тут вот в чем. К такому смартфону надо бы прилагать меч-катану и кинжал для ритуала харакири. Называется-то он как? Ага!.. «Самурай». Вот так-то, генерал-сан!

В среду утром полковник Гуров проснулся очень рано и, обрадованный теплой и ясной погодой за окном, не стал досыпать, а, наоборот, отправился под холодный душ, потом сделал зарядку, долго и с удовольствием пил кофе в кухне, готовил бутерброды для себя и жены Марии…

Та в отличие от него вставать не спешила. Мария, работавшая актрисой в театре, часто задерживалась после спектаклей допоздна и вчера тоже приехала домой уже после полуночи, а спать легла не раньше двух. Гуров, жалея ее, не будил жену, хотя ему очень хотелось поделиться с ней хорошим настроением. Уже одетый, с плащом, перекинутым через левую руку, он, решив все же подойти к жене, склонился над ней и негромко произнес:

— Вставай, мать! Всю утреннюю благодать проспишь!

— Гуров, имей совесть, — невнятно пробормотала Мария, переворачиваясь на другой бок. — У меня сегодня выходной.

— Ладно, спи, — усмехнулся Лев. — Бутерброды на кухне, кофе в кофейнике. Я на службу.

Мария снова пробормотала что-то нечленораздельное и поглубже зарылась в одеяло. Гуров, стараясь ступать тише, вышел из квартиры и запер дверь.

Легкий ветерок вился в полуоткрытое окно, заполняя свежестью салон автомобиля. Ярко светило солнце, под которым стремительно высыхали последние лужи, оставшиеся от стаявшего снега и прошедшего ночью дождя. Было раннее утро, едва миновало восемь. Полковник Гуров ехал в Главное управление МВД и щурился от бивших в глаза солнечных лучей. Но поднимать тонированные стекла своей машины ему совершенно не хотелось: за долгие зимние месяцы нехватка солнечного света ощущалась теперь, в середине весны, особенно остро, и полковник с жадностью ловил его, невольно высовываясь в окно и подставляя лицо солнечным лучам.