Сейчас роман переиздается; он переведен и на русский язык. В название романа я вложил мысль, заключенную и в эпиграфе к нему: «Чувство человеческого достоинства — одно из самых ценных качеств человека». Я хотел рассказать о человеке, по своей сути хорошем, но не умеющем хорошо жить и все-таки стремящемся всей своей жизнью, своим трудом, своей любовью доказать, что он — человек достойный. Я хотел написать роман о том, как много значит любовь в жизни мужчины, о том, как человека формирует любовь, глубокое чувство в атмосфере тяжелого физического труда, и о том, что и в такой атмосфере настоящую любовь можно замарать, Критика поняла, что я написал роман о любви к жизни. В 1979 году у меня вышли две книги: сборник рассказов «Родительский сад» и новелла «Исследование ветряных мельниц в Одерских горах». В первой книге я старался объяснить читателю, как важно, чтобы идейное и моральное наследство отцов и матерей мы не растратили впустую, а, наоборот, приумножили, углубили и, в свою очередь, передали потомкам, детям, товарищам, людям. В этой книге тринадцать рассказов, я объединил их в законченный цикл, открыв эпиграфом из Гете. Рассказ «Печальных долин простыл и след» мне очень дорог. Что же касается книги «Исследование ветряных мельниц…», тут я хочу подчеркнуть: я считаю, что открыл золотоносную жилу. Пишу еще две новеллы, собираюсь написать триптих, донкихотский, милый триптих о людях, не вписывающихся в привычный подход к жизни, не соответствующих банальным, обычным, рядовым меркам. Они работают, ищут и живут, ничего не требуя за свой труд. У них одно желание — оставить после себя лишь доброе дело. В этой новелле старый рабочий из каменоломни хочет построить ветряную мельницу на память об отцах и матерях, об их остром и наблюдательном уме, чтобы таким образом возвеличить труд, дошедший к нам через века. Человек этот сталкивается с непониманием, спорит, так ничего и не добивается, но тем не менее я знаю, что мельницу он построит.

В прошлом году у меня вышла книга «Горящий конь». Это рассказы о ранах, нанесенных войной, и о том, что память о второй мировой войне жива, что она постоянно формирует и деформирует людей, о том, что все пережитое взывает к тому, чтобы всей жизнью нашей мы не допустили новой войны.

В рассказе «Как прекрасно было бы ожидание…» я поведал о старой женщине, которая после тридцати лет ожидания пропавшего без вести мужа в конце концов решается принять правду и поверить в нее. Эту старую женщину я знал и, когда писал рассказ, всем своим существом, всей кожей испытывал перед ней трепетный восторг… Что я могу добавить? Я пишу также пьесы для театра, пьесы для радио и телевидения. Учусь строить действие, диалоги, учусь краткости, ясности, концентрированности мысли, тому, чего я не умел прежде. По моим книгам снято два кинофильма. Роман «Трудности равнин» недавно вышел на польском языке… Но лет прибавляется, необходимо терпеливо и регулярно работать над новыми книгами. Естественно, моя обычная, гражданская работа тоже требует отдачи: я — главный редактор издательства «Профиль» в Остраве. Пишу, впрочем, как и большинство моих чешских друзей и приятелей, по ночам, в отпуске, по субботам и воскресеньям. Я ни в коем случае не делал бы этого, если б не был убежден, что могу сказать что-то свое о нашей жизни и внести свою лепту в ее очищение. Что мои писания заставят задуматься моих сограждан. Вот и все. В 1981 году мне стукнет сорок семь, я понимаю, это не так уж много. Но и не мало. Оглянувшись, я вижу, что мог бы сделать в литературе и больше. И сейчас живу, руководствуясь этим. Мне хочется написать, какими мы были, как мы жили, что думали. Если мне это удастся, я не стану сожалеть о том, что старею.

Пробуждение

Ни с того ни с сего она открыла глаза в половине четвертого, и сразу в ее сознание вошел нарождающийся день в разгаре мая. Было тепло. Птицы в саду уже подавали голоса. Где-то поблизости сидела на тополе кукушка, возвещая миру новый день. Близился рассвет. Ущербный месяц стоял в темно-голубом небе. Над далекими горами, поросшими частым ельником, всходили первые краски зари.

Она прислушалась. Обычные звуки оживающего дня, не более. Зевнула, потянулась в постели, раздумывая — вставать или нет. Закинула руки за голову; над ней белел потолок, посередине четко проступало пятно — след недавнего дождя. С чердака протекло. Вздохнула. Отбросила одеяло, встала, распахнула окно. Звенящий воздух обтек все тело. Элишка зябко вздрогнула.

Перед ней открылась привычная картина, ничем не отличавшаяся от того, что она видела в прошедшие дни, месяцы и годы. Луг, на котором стоял их домишко, полого спускался к долине. Мимо дома, — не огороженного забором, давно не ремонтированного, с потрескавшимся фронтоном и разбитыми кое-где стеклами окон, — бормотал ручей, заливавший луга. Топкие места тянулись до самой дороги на дно долины, извилистой и слякотной, которая, описав дугу на дне долины, скрывалась из глаз за ольхами неподалеку от шести силосных башен. Дальше, за башнями, начиналась деревушка, добраться до нее можно было только в резиновых сапогах, а доберешься — и некуда деваться. Начальная школа, единственная лавка, контора формы. Скорее хутор, чем деревня. Тридцать жителей, из них восемь ребятишек. Несколько домиков. Только один из них крыт новой, красной черепицей. Дрожащее марево поднималось над крышами в знойные дни, а в начале мая на сырых лугах еще поблескивал иней.

Элишка сложила руки на груди и вздохнула. Сегодня у нее выходной, спи сколько влезет, — а она не может. Что-то разбудило ее, заставило открыть глаза, встать и, зябко поеживаясь, торчать у окна, хотя вид, открывающийся перед нею, не доставлял никакой радости.

В сенях раздались шаги, скрипнула дверь ее комнаты. Элишка услышала голос матери и по голосу поняла — мать стоит на пороге, разглядывает Элишку и тоже о чем-то думает.

— Чего не спишь? — сонным голосом спросила мать. — Сегодня-то можно… На ферму, к соломорезке, не идти, хочешь — спи хоть до обеда…

Элишка не обернулась, словно звуки не доходили до нее, только головой тряхнула и словно замерла в молчании. Наконец, услышала — мать ушла, закрыла дверь. Элишка опять осталась одна. Непонятно, почему ей не спится. А надо бы. Женщине в ее возрасте нужно спать, чтоб быть здоровой, гибкой, розовощекой, желанной. Издалека, со стороны ольшаника, доносился крик кукушки, два дрозда пролетели над влажным лугом, заря наливалась розовым светом, над далеким горизонтом быстро светлело небо. Элишка не отошла от