— Ну полстолько, почитай, задарма эти золотые финтифлюшки отдаю, — сбавил он цену, сдерживая завистливую жабу внутри, растолстевшую за время торга. — Кому они принадлежали, тот в гробу перевернулся.

— Хозяин их брать с собой постеснялся, такое барахло, вот и подумай, нужны они там, — рассудительно заметил Коца. — Я докладываю сверху еще пачку из сотенных листов, банкуй на здоровье, пока я добрый.

— Из тебя добро-то так и преть, аж скулы порозовели, — не преминул колхозник подъегорить, хватая деньги с поверхности табурета и рассовывая их, как в прошлый раз, по бокам пазухи. — Вон как занялись огнецом-то, довольство видать учуяли.

— Они покраснели от неслыханного твоего нахальства. Загреб за находку под столбом для привязи полмешка бабок, и гонишь непотребное.

— Я-то нашел, а ты искать не собирался.

Валютчик, дождавшись, пока мужик распихает деньги по углам, забрал с тряпицы звезду со знаком, опустил ее в отдельное гнездо в сумке, туда же нырнула массивная цепочка с драгоценным сапфиром, огромным по размерам. За нею он ссыпал, не приглядываясь ни к достоинству, ни к году выпуска, несколько золотых монет, поступил так же с медалями, обойдя вниманием тот факт, в честь какого исторического события их отчеканили. Он был уверен, что любая из вещей с лихвой окупит затраты. Нужно было по всем раритетам пролистать каталоги, чтобы нагрянуть к пожилому еврею не темным иванушкой, а нумизматом, подкованным хоть немного. Впрочем, Пулипер, услышав историю про клад, обнаруженный пастухом, настроился, кажется, вести игру по правилам. Хотя эта нация и не таких дельцов ловко обходила на закрученных виражах с крутых финансовых гор.

— Сколько за колечки отвалишь, сударь-государь? — мужик снова заюлил глазами, размазав сопли по верхней губе. — Не начнешь опять молоть, что они тебе не к спеху?

— Если я сказал, что выкуплю все, то так должно и быть, — Коца посмотрел, переводя облегченно дыхание, на кусок материи с перстнями. Главная сделка прошла благополучно, даже странновато, что не возникло сучков с задоринками, на которые мужик был горазд. — Я тебе не какой-то там барыга.

— Давай тогда торговаться.

— За сколько ты хочешь отдать все колечки сразу?

— А сколько ты дашь?..

Пастух опять пожирал глазами каждую черточку на лице Коцы, и снова валютчик старался всеми силами не выдать истинного состояния, чтобы не потерять навсегда удачу, свалившуюся на него…

Закончился торг тогда, когда тени от деревьев по периметру двора не исполосовали его вдоль и поперек. Меняла не раз и не два косился в сторону двери, припертой кругляшом, но в эту сделку все, кажется, обходилось спокойно. Теперь предстояло выйти незамеченными, проскользнуть мимо базара, чтобы не попасть в поле зрения следопытов, приставленных к валютчику, а вести его они были обязаны, и рвануть домой. Придется назначать деловую встречу с Микки Маусом и с Пулипером по сотовому телефону, на рынке с таким грузом делать нечего. Но беспокойство за судьбу пастуха не давало возможности оставлять его одного, и еще одна назойливая мысль тревожила Коцу. Он, последив, как старательно мужик укладывает свой капитал во множество складок в плаще с тулупом, переступил с ноги на ногу:

— Я у тебя хочу спросить.

— Спрашивай, а чего такого? — откликнулся тот, не отвлекаясь от приглаживания рубцов.

— Это последняя твоя ходка сюда?

— Какая ходка?

— Ну… уже все выгреб из жестянки?

— Какой там выгреб, еще есть, — простодушно признался мужик, подняв голову с глазами, вновь принявшими невинное выражение. Разоткровенничался, — Я почему погремушки вожу сюда кучками, захвати я, к примеру, все добро, на нем дотла и сгоришь. А при таком гнездовом способе остается завсегда уверенность, что не останешься на бобах. Я и дочке не обмолвился ни словом, что клад откопал, есть, гутарю, копеечка за печкой, чем можем, тем поможем. Проговорись я им про царские забавы, оберут хуже татаров. Вырастили… хрен разберешь, как уехала в город, так чужая, и все тут.

— Все бросились наживаться, а ума не хватает, — подлил Коца масла в огонь. — Куда проще ограбить престарелых родителей.

— Ума-то у них палата, да не в ту сторону, — не согласился мужик. — Ты с чего за приезд спросил?

— Интересуюсь по денежной причине, чтобы при бабках быть. Ты-ж налетаешь наскоком.

— А как прикажешь прибывать, когда и дома покой потерял, а не токмо у вас в городе. Все чудится, что кто-то следит, в туалет, прости господи, приспичит, перестал без топора ходить.

— Заприметил кого-нибудь?

— Бог миловал, конечно, кроме дочки. Та что-то учуяла, на шаг перестала отпускать.

— Ты ей все бабки сразу отдаешь, а надо постепенно.

— Причина, думаю, другая, когда я в первый раз к вам собрался, одно колечко на подворье потерял, больше нигде узелок не развязывал. Жена, мыслю, подобрала его, да дочке похвасталась, вот та и взбеленилась. Мол, сокровища прячу, а делиться не желаю.

— Я уже сказал, что молодым ограбить сейчас родителей, как два пальца обоссать. Могут и замочить, дело не хитрое.

— Не пугай, я у себя дома хозяин, это от вас пока доберешься, все поджилки трясутся.

— Сам перестал с пушкой расставаться, — поправил Коца шарф. — Значит, заглянуть к нам еще можешь?

— Как договаривались в прошлый раз, — мужик пугливо покосился на отворот пальто у валютчика. Сглотнул слюну. — Отсчитай от Нового года среду и жди в этот день. Ты человек проверенный, если сразу не убил, то больше рука не поднимется. Так что, токмо к тебе.

— Хорошо, я деньги как раз соберу, — согласился валютчик, ухмыльнувшись тайным своим мыслям. — Побольше.

Коца, когда вышли на Московскую улицу, цепко осмотрелся по сторонам, поманив пастуха за собой, довел его до трамвайной остановки в сторону главного железнодорожного вокзала, напротив которого располагался автовокзал. Мужик решил в Дом крестьянина не заходить, а по приезде завернул сразу на рынок. он не стал артачиться, чтобы валютчик его проводил. Автобус на Усть-Донецк должен был отправляться через полтора часа, времени было достаточно, поэтому Коца посоветовал пастуху, чтобы тот укрылся в какой-нибудь столовой.

— Не, я куплю билет, а сам перекантуюсь на железнодорожном, — прищурился тот хитро. — Там залы просторные, худого человека видать за версту.

— Если кто прицепится, отвязаться будет трудно, — валютчик с сомнением почмокал губами. — И в милицию тебе обращаться нельзя.

— Способ проверенный, — уперся мужик.

— Как хочешь.

Коца, дойдя по Буденновскому проспекту до Большой Садовой, тормознул частника, снова, когда садился в машину, зыркнул по головам пешеходов. Уже зажглись ртутные фонари на высоких столбах, но свет от них сочился как от бледного лица Чубайса — никакой. Сказав шоферу, чтобы тот довез его через Комсомольскую площадь до РИИЖТа, развалился на заднем сидении. Немногие жители богатого когда-то города позволяли себе такую роскошь в связи с наступившим безденежьем. Коца решил не рисковать больше жизнями любовницы и ее дочери, надумав теперь посетить свою однокомнатную квартиру, заброшенную на время разборок. Выйдя на площади с институтом железнодорожного транспорта, расположенным на ней, он отправился пешком по улице Ларина по направлению к проспекту Октября. Подобрался дворами к полуслепому фасаду четырехэтажного хрущевского дома, постоял за углом здания напротив. Фонари на столбах посносили шустрые перестроечные пацаны с пьяными взрослыми олухами, пространство вокруг освещала лишь блеклая луна, и все равно он засек под стволом старого пирамидального тополя расплывчатую фигуру незнакомого парня. Похлопав по боковому карману пальто с надежным “Вальтером” в нем, чертыхнулся про себя, что и здесь покой ему только снился. На улице уже никого не было, а в квартиру попасть надо было во чтобы то ни стало, потому что там лежали на книжных полках разные справочники, каталоги, ценники на многие раритеты и вещи поскромнее. И он решился, насадив шапку поглубже, поднял воротник пальто, опуская подбородок в теплый мохеровый шарф. Направился твердым шагом к незнакомцу, на ходу поддернув кожаные перчатки.