Пришлось срочно искать укрытие. Поскольку пути назад не было, я спрятался под столом, надеясь остаться незамеченным. Из моего укрытия было не видно ничего выше пояса, но вот туфли директора и босоножки мамы Сени прошли буквально в полуметре от меня. Благо ни тот, ни другая меня не заметили. Вот тебе и плюс, когда ты мелкий и компактный.

— Может, заварить чай вместо компота? — предложила женщина, в сердцах взмахнув руками.

Я не без удивления обнаружил, что туфли у директора начищены, а брюки выглажены, что было совсем на него не похоже, вечно он ходил помятым. Ну а в нос ударил терпкий запах тройного одеколона.

— Верочка… успокойтесь… для меня самое главное, чтобы вы не пострадали, — признался директор.

У меня аж глаза на лоб полезли. Я видел парочку от пояса, и от моего взгляда не ушло, как директор коснулся своими пальцами руки мамы Сени. Будто случайно. Та руку не отдернула.

— Я мужчина неженатый. Вы тоже женщина свободная. У меня самые серьезные намерения, поймите. У нас в стране разведенная женщина смотрится чуждо. Ради вас я готов на самые серьезные поступки… — залопотал Савелий Иннокентьевич.

Ничего себе, я даже заморгал, не веря, что это происходит взаправду. И для верности глаза протер. Но ничего не изменилось, Савелий Иннокетьевич все еще держал мамочку за руку.

— Давайте сварим чай, да хоть кисель, мне совершенно все равно на… — директор запнулся и выдал: — Так вот же у вас варится компот!

Я на секунду представил, что сейчас происходит в голове мамы Сени, которая совершенно не понимала, откуда взялась кастрюля с компотом на печке. Неожиданно злосчастный компот произвёл просто-напросто турбо-эффект на припарадившегося Савелия. Он заохал:

— Вы… слукавили… вы просто захотели поговорить со мной наедине! — директор едва не задохнулся от счастья, сделав, как ему казалось, единственно верный вывод из ситуации.

Женщина побежала выключать компот, который как раз дошёл до нужной кондиции.

— Савелий Иннокентьевич, я понятия не имею, что происходит…

Следующие минут пять я слушал завуалированные признания в любви директора и ответный смущенный, но всё-таки довольный шёпот женщины. Нет, лишнего себе Савелий ничего не позволил, да и мама Сени, как мне показалась, придерживалась в этом взглядов по советски немного пуританских, в хорошем смысле этого слова. Но ворковали эти голубчики будто влюбленные школьники.

Вообще, конечно, забавно получалось, когда только они успели друг на дружку виды заиметь? С другой стороны, оба взрослых и свободных человека, так что почему бы и нет! Единственное, надеюсь, что Сеня этого не видит и по-прежнему боится заглянуть в окно. Надо думать, что Вера, чьего отчества я пока не знал, не захотела бы разбираться с удивлением сыночка прямо сейчас.

Наконец, они ушли, не заметив подвоха, хотя мне пришлось довольно длительное время провести под столом. Зато главная задача, замести следы, оказалась выполнена. Я бросился к окну, перемахнул через подоконник, как заправский легкоатлет в беге с препятствиями.

— Сеня, держи… — выдохнул я, но пацан куда-то исчез.

Я замолчал, пожал плечами. Не хотелось думать, что толстяка спугнул вид признающегося в любви директора. Но у меня особо не оставалось времени на эту тему размышлять. Часы на административном корпусе показывали без десяти семь. Туда-сюда, вот и провозились мы с компотом почти целый час.

Пришлось брать ноги в руки и бежать к нашему корпусу. Через десять минут общий подъем, а меня нет в кровати. Не скажешь же, что я задержался, наблюдая за воркованиями директора и поварихи.

Уже приближаясь к корпусу, я увидел заходящую туда Тамару. Ну почему она хотя бы раз не может проспать?

Кабанчиком я обежал корпус, перелез через окно, уже в пути сбрасывая с себя одежду. И в тот момент, когда дверь открылась, прыгнул в кровать, заходя на низкую посадку.

— Подъем, детвора! Всем доброго утра!

Фух! Успел!

Тамара, полная сил и готовая к новым свершениям, громыхала на всю палату. Пацаны, зевая в полный рот, пробуждались. Я сделал вид, что сам крепко спал, и, зажмурившись, потянулся. А когда открыл глаза, увидел Тому, та грозно уперла руки в боки и сдвинула брови домиком.

— Михаил!

Мать моя пионерия, отец мой комсомол! Ну, на чём же я прокололся?… Мелькнула в голове лихорадочная мысль.

— А? — зевнул я, изображая пробуждение на всякий пожарный. Усиленно делал вид, что спросонок и не очень соображаю, что происходит.

— Я разве не предупреждала, что вещи надо убирать! Это что такое?

Старшая пионервожатая схватила мою сброшенную в кучу одежду и положила на кровать.

— Больше так не буду, Тамара Ипполитовна, — дежурно ответил я, радуясь, что успел таки проскользнуть незамеченным.

— Если бы не твои травмы, пошел бы… дежурить! Ты у меня допрыгаешься, Рыжиков! — она погрозила пальцем и тотчас переключилась на остальных пионеров. — Дети, встаем, у нас впереди важные мероприятия!

— А нельзя передать Черной руке через матерящегося ежика, чтобы она Тамару Ипполитовну… — прошептал Шмель широко зевнул с лёгким стоном, — забрала?

— Да мне че-то кажется, что Черная рука от нее будет тикать без оглядки, — хохотнул Солома.

Небольшой разговор, разумеется, слышали ребята с соседних кроватей. И несколько человек захохотали в голос. К ним по принципу домино присоединились остальные, и вскоре все палата ржала.

Тома не поняла сути и только порадовалась нашему жизнелюбию:

— Ну хорошо, что проснулись, сегодня предстоит важный день, — многозначительно проговорила она и с этими словами вышла из палаты.

Глава 19

— Ребята, нам с вами предстоит комплекс упражнений, утренняя гимнастика, — вещала Тома своим не слабым голоском.

Мы собрались на футбольном поле, сонные как мухи. Переминались с ноги на ногу и ждали, чтобы все это поскорее закончилось.

— Комплекс рассчитан на десять дней. За это время мы должны его освоить, а потом будут новые упражнения. Так что запоминайте.