Он применил удушающий захват в полную силу, и Ян без чувств рухнул у его ног. Илон пошевелил солдатика ногой — мешок мешком. Пусть живет, пусть живут, пусть вернутся к своим детям и женам. Им просто не повезло. Они оказались не в то время и не в том месте.

Услышав шум, Вацлав завертел головой. Но Илон тут же его предостерег, перекидывая второй автомат через плечо. Нож он сунул за ремень, а пистолет взял в руку. Приблизился к сержанту, ткнул дулом в затылок, покрытый потными, чуть рыжеватыми волосами, и взвел курок.

— Где эта тварь?

— В Дэдтауне, — без колебаний ответил сержант.

Ответ позабавил Илона своей неожиданностью и фантастичностью, и он взорвался истерическим смехом, понимая, что проделал весь путь, чтобы вернуться обратно, если, конечно, пленник не врал. Хохот полетел по лесу, сквозь сумерки и листву, распугивая птиц.

— Так легко его сдаешь? — не поверил Илон и вдавил дуло в затылок.

— Да он уже всех достал. Тебе только спасибо скажут, если он исчезнет.

Илон похлопал дулом по плечу — там, где лежал красный кленовый лист.

— Ты же сам…

— А у меня был выбор?

— Допустим, я тебе поверил. Но что он потерял в мертвом городе?

— Чего не знаю, того не знаю. Может, продолжает мстить за Анну. Кто его разберет.

— Сколько он там пробудет?

— Вроде еще три дня. Он с кем-то из ваших спутался, что-то мутит.

— А что за Анна?

— Да никто она. Обычная баба. А Скару только дай повод… У нее крыша поехала. И кто-то ее надоумил в Лост Арке найти психолога, чтобы он ей мозги вправил… Вот он и вправил, что она в кому провалилась. Ее недавно привезли. Говорят, теперь лежит в больнице овощ овощем.

Илон обмер, чувствуя, как его охватывает леденящий ужас. Как оглушают воспоминания, словно раскаты грома.

Анна… Психолог из Лост Арка… Дети… Как овощ… Фьюжинер Гагарин… Эдвард… И наконец… Мэй…

Безумная карусель минувших событий закрутилась-завертелась перед глазами. Илона захлестнула паника, лишая сил и делая ноги ватными. И он не придумал ничего лучше, чем со всей дури садануть сержанта по затылку. Вацлав распластался на земле, широко раскинув руки.

Сам Илон где стоял, там и сел. Приложил горячий лоб к пистолету, а потом больно застучал им по голове, словно старался выбить из нее любую мысль о том, что Мэй… погибла из-за него.

* * *

День убегал, тащил за собой свой широкий небесно-голубой плащ и солнце, закатывая его за горизонт. Тени размывались в густых сумерках. Лес изменился, покрываясь пятнами ночи. Сделался тихим-тихим.

Илон слышал свое беспокойное и прерывистое дыхание. Он запыхался, но продолжал шагать уже проторенной дорогой — в сторону мертвого города, не оборачиваясь и не останавливаясь. На плече в такт шагов качался автомат, другой держали влажные ладони, поясницу холодил пистолет, а на боку поблескивал армейский нож.

Жаркое тело никак не остывало, несмотря на подступившую ночь; ветви, неожиданно выпрыгивающие из темноты, хлестали по лицу; во рту стоял привкус чеснока, уксуса и подгоревшего мяса, несколько волокон крепко застряли в зубах, подбрасывая угли в пылающую белым пламенем топку раздражения и ненависти.

Ярость, словно прорвавшаяся из преисподней, толкала и толкала вперед. Но останавливаться было нельзя. Илону казалось, что если он хоть на минуту сделает привал, прильнет к дереву, даст натруженным ногам отдохнуть, то случится что-то непоправимое. Его поймают, начнут преследовать или подстрелят.

Братьев он привязал к дереву, их же ремнями перетянул запястья и привязал, сложив руки за спиной. Но надежно ли?.. Илон не помнил, не мог с уверенностью сказать, правильно ли сплел узлы и туго ли затянул. Воспоминания приходили урывками, зажигались фрагментами и исчезали, как вспышки фейерверков в воздухе.

Вскоре на лес наползла полновластная ночь, и пришлось сбавить шаг, чтобы не расшибиться впотьмах. Стало полегче, а когда из отнятой у кавенов фляжки на волосы, на лицо и в рот пролилась вода, еще лучше. Почти хорошо.

Однако с облегчением вернулись и мрачные мысли, от которых, увы, нельзя было скрыться. Мэй, милая Мэй не только спасла его ценой своей жизни, но и погибла из-за него. Из-за его идиотских желаний, его глупых амбиций… От осознания этого становилось гораздо больнее, чем от удара или пореза. Боль кромсала и жгла что-то в груди, в голове — саму человеческую сущность, саму душу. И терпеть ее было невыносимо.

Когда впереди наконец-то замаячили знакомые очертания зданий мертвого города, Илон, измотанный и подавленный, едва не упал от бессилия. Однако все равно не позволил себе передышку, пока не устроился на крыше одного из них. Теперь оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что сержант не соврал, и где-то здесь, среди руин, объявится Скар.

Над ним бело-голубыми гирляндами висели звезды. Тьма простиралась от горизонта до горизонта; среди руин было неприятно тихо, даже ветерок не вздыхал. Илону чудилось, что он один в мертвом городе, и нет здесь ничего, кроме осыпающихся домов и разъедаемых ржавчиной аэрокаров.

Его терзали опасения, что, возможно, так и есть. А рассказ сержанта — самая обыкновенная ложь, на которую он купился, как ребенок. И теперь напрасно всматривается в темноту в надежде заметить какой-нибудь проблеск. Но тогда получается, что весь этот путь был пройден зря? Пройден лишь за тем, чтобы узнать причину убийства Мэй… От этого на душе делалось совсем гадко.

Дурея от ожидания, Илон вновь обвел здания внимательным взглядом и… не увидел ничего. Только бесконечные руины, занесенные песком и пылью, заросшие травой и кустарниками, выступали из темноты.

Он смиренно вздохнул и твердо решил, что все равно не уйдет. Будет ждать всю ночь. А когда наступит рассвет, то обыщет каждый дом в Дэдтауне, поднимется на каждый этаж, заглянет в каждую уцелевшую комнату. И будет искать Скара дальше. Пока не найдет. Пока не отомстит.

Прошло три часа, когда глухой и прочный мешок тишины проткнул грозный гул. Шорохи и шелест затопили дремлющий город — прокатились от дома к дому, словно овации ликующей толпы. Аэрокар садился без сигнальных огней, однако вспышки голубого пламени, прожигающие застоялый мрак, выдавали его с потрохами.

Илон глядел во все глаза, отсчитывая дома, которые разделяли его и планирующую к руинам машину. Хотел рвануть сразу к цели, но решил обождать, пока железное брюхо не коснется земли. И бросился вниз, как только грохот с присвистом стихли, а серебристо-голубые вспышки растаяли в ночи.

Ожидание закончилось, время настало. Дышит он ровно и глубоко, ноги больше не подводят и несут вниз по ступеням легко и ровно, автомат зажат в кулаках, а нож на боку играет в лунном свете. Страха нет. Его затмила ненависть. Осталось лишь добраться до Скара и выплеснуть ее до последней капли.