Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не могу дальше идти, – сказала она.
Васек тоже с трудом передвигал ноги. От ужаса перед возможной расправой стремительно таяли силы, немели конечности.
Им повезло, они заметили небольшую расщелину в скале.
Васек забрался туда сам, помог Мальвине. Можно было передохнуть:
Скоро они услышали шаги. Кто-то быстро шел по их следу. Они разом забыли про усталость, холод и мокрую одежду.
Затихли, прижались друг к другу. Но опасность миновала.
Человек с автоматом прошел мимо.
Шаги затихали. Но Васек с Мальвиной все равно продолжали сидеть, не пошелохнувшись. Ноги затекли, зато телу было тепло – он и она неплохо грели друг друга. Но страх заглушал мысли о сексе. Даже думать об этом не хотелось.
Через какое-то время снова послышались шаги. Снова все тот же автоматчик. Он прошел мимо в обратном направлении.
– Пронесло, – облегченно вздохнул Васек.
– Тебя пронесло? – резко отстранилась от него Мальвина.
И демонстративно обнюхала воздух вокруг себя.
– Вроде не воняет… А я думала, тебя на самом деле пронесло. От страха… Ты зачем меня со скалы сбросил?
– Я же джентльмен. А джентльмены пропускают дам вперед.
– Скотина ты.
– Скотина, – кивнул он. – А ты нет. Но мы с тобой в одной упряжке…
– Пожалуй, ты прав… Что твоя рука делает у меня между ног?
– Что-то ищет… И что-то нашла… Ты что, защиту поставила?
– Это не защита. Это деньги…
– Точно. Одна пачка, вторая… О-го-го! Да у тебя тут целый клад.
– Тридцать тысяч долларов. И камешки.
– Бриллианты?
– Бриллианты. Для диктатуры пролетариата.
– Сколько?
– На три миллиона. Как знала, что Карабасу они уже не понадобятся.
– Отлично, – воспрял духом Васек. – Бриллианты для диктатуры пролетариата – это класс. Где революцию будем делать? В какой отдельно взятой стране?
– Понятное дело, что не в России. Давай уедем в Испанию.
– Почему не в Гондурас?
– В Испании лучше.
– Посмотрим… Твои деньги промокли. Их надо просушить. И одежду просушить надо… Зачем ты расстегнула мне брюки?
– Сушилку твою достаю.
Она снова была той заводной, жадной до секса Мальвиной, которой была, когда они жили вместе.
Они сняли с себя одежду, поудобней устроились на большом плоском камне и принялись сушить и греть друг друга.
Это был не просто кайф, это было начало их новой совместной жизни.
Им уже сейчас хорошо. А скоро будет еще лучше. Они будут греться в шезлонгах на берегу теплого Средиземного моря или даже на борту собственной яхты. У них будет все…
Да, у них будет все… А у кого-то не будет ничего, кроме неба в клеточку и друзей в полосочку.
Знойное июльское солнце превратило вагонзак в настоящую парилку. Родион изнывал от жары и духоты. А ведь ему еще не так худо, как другим, В его «купе» не так много народа, как в других. Столыпинский вагон переполнен, но для него сделаны кое-какие послабления. Как-никак он вор в законе…
Земеля и Агдам не подвели. Сразу после суда на «крытом» собрался сход. По воровским законам коронация должна проходить не абы где, а именно на тюрьме. Так и случилось.
Сход рассмотрел кандидатуру Родиона. Земеля, Агдам и Банчик поручились за него. И после ряда формальностей Родион был возведен в сан законного вора…
– Ой, больно, ой, не могу, – рядом тихо постанывал Жгуь Крепкий детина с пудовыми кулаками, только в голове вместо мозгов солома.
При погрузке в вагон Жгут вел себя нормально. Пер впереди Родиона как танк, расчищал для него путь. И в проходе купе стоял железобетонным изваянием, следил, чтобы сюда попали только избранные и числом не больше нормы. А в пути разнылся;
– Вот достал! – недовольно протянул Черкиз.
Приблатненный элемент из пристяжи Родиона. Самый натуральный баклан.
– Чего воешь?
– Да болит же, говорю, – страдальчески скривился Жгут.
Руками он держался за причинные места.
– Где болит? – спросил Черкиз.
– Где, где. Сам, что ли, не видишь?
– А ну покажи! – потребовал Родион.
Жгут густо покраснел и стянул с себя штаны.
Это было что-то ужасное. Болт у Жгута распух до невообразимых размеров. Елда длиной четверть метра и толщиной чуть ли не с ногу. Головка темно-синяя, как у покойника.
И гнилью за версту несет.
– Что за беда? – озадаченно почесал затылок Черкиз. – Ты что, шконку невинности лишал?
– Да нет, это у него чисто мастырка, – пояснил Блюм. – Болт себе отремонтировал. Двадцать шаров закатал…
– Сколько? – изумленно переспросил Родион.
– Двадцать…
– Ну не идиот, а?
Он никогда не понимал придурков, которые вживляют в член шарики из оргстекла. Если верить тюремным байкам, с таким орудием баба получает больше кайфа. Родион только усмехался, когда такое слышал. Во-первых, он знал, что в сексе размер далеко не самое важное. А во-вторых, какая на тюрьме может быть баба? Кого удовлетворять своей кукурузиной?
Но, видно, далеко не все думали так, как он. Или думали, но шли на «ремонт» от не фиг делать. Операция – чистой воды садизм. Какой-нибудь умелец брал хорошо заточенный гвоздь-сотку, пальцами оттягивал крайнюю плоть члена.
Бац! И дырка готова. Туда впариваются шары или закачивается вазелин. Рану забинтовывают чистым платком – если такой в наличии. И хорошо, если есть возможность разжиться таблеткой стрептоцида.
Жгут, видно, стрептоцидом не разжился. И как итог – сепсис, заражение крови. Сепсис с плавным переходом в полный звиздец. Еще немного, и пацан может натурально двинуть коньки.
– Ты бы. Жгут, лучше себе в башку шарики-ролики вкатал, – покачал головой Родион. – Глядишь, поумнел бы…
– Что будем делать, Космач? – спросил Черкиз. – Задвинется же пацан.
– Задвинется, – кивнул Родион.
До зоны не так уж и далеко. Путь короткий, без централов и пересыльных тюрем. Но ехать три дня, не меньше. Слишком много остановок и длительных стоянок.
– Надо рексов звать, – решил Родион.
Сказано – сделано.
– Начкар! – заорал Блюм. – Начка-ар!!!
Из служебного купе нарисовалась заспанная репа старшины.
– Кто тут каркает? – грузно насупился он.