– Деньги есть? – скорее утвердительно, чем вопросительно спросил Родиона один такой волк.

– Есть, – тихо ответил он.

И незаметно сунул ему в лапу стодолларовую купюру И при этом посмотрел на него таким взглядом, что у прапора отпала всякая охота разряжать его до последней купюры.

А ведь мог. Этим волчарам достаточно почуять запах добычи, чтобы оскалить клыки и рвать жертву на части. Но этот не рискнул связываться с Родионом. Многолетний опыт подсказал, что перед ним птица высокого полета. Он заглотил добычу и взял в оборот следующего.

После шмона – медицинский осмотр и баня.

В бане Родиона уже ждали.

Их было трое. Здоровенные лбы с бритыми затылками.

Они возникли в тот самый момент, когда Родион почти разделся, чтобы идти в моечный зал. Его вещи висели на крючке. Он оставался в одних трусах.

– Спешишь, братан? – хищно осклабился самый крупный из них.

– Угадал, – ухмыльнулся Родион. И сурово нахмурил брови. – Пройти дай!

Но здоровяк даже не шелохнулся. Его дружок снял с вешалки спортивные штаны.

– Не хилая вещь, – решил он. – Фирма. Дай поносить!

– Обойдешься.

– Жадный человек – плохой человек… На Купчика зачем бочку катнул?

– За барыгу подписываешься?

– И за себя тоже… Купчик – мой человек.

Здоровяк пытался продавить Родиона взглядом. Но тщетно. Замешательства в глазах нет, но появилась неуверенность в собственных силах. Уже, похоже, не прочь заднюю включить. Понял, что не с лохом дело имеет. Но отступать западло. Приходится кочевряжиться.

– Твой Купчик – фраер локшовый, – презрительно скривился Родион. – А тебе не в падлу за него подписываться…

Отсюда должен был последовать вывод. Здоровяк и сам фраер дешевый. И он должен был понять это без слов.

– Все, отвали!

Родион всем своим видом дал понять, что ему западло с ним разговаривать. Он танком двинулся вперед, оттолкнул плечом здоровяка и шагнул в сторону моечного зала.

– Ты куда, мурло!

На его плечо легла тяжелая длань. А вот руки распускать он никому не позволит. И за гнилой базар он обязан спросить ответ.

Этот прием он знал еще с детства. Нет ничего легче вывернуть руку, которая держит тебя за плечо. Р-раз! И здоровяк сложен в поясе, рука выкручена за спиной. Два! И мощный кулак опускается на его шею. Три! И на полу бесчувственное тело.

Два других зэка немного опешили. Но один из них все же решился замахнуться на Родиона. Согнутые в фалангах пальцы со страшной силой врезались в брюхо, протаранили печень. Бритоголовый взвыл от парализующей боли, скрючился и волчком закружился на полу.

Третьего крепыша Родион сломал тяжелым, прессующим взглядом. Зэк съежился, как от лютого холода, втянул голову в плечи, сначала медленно, а затем со всех ног рванул к выходу.

Теперь можно идти мыться…

* * *

Родион знал, что его поднимут среди ночи. Так и случилось. Дневальный разбудил его, подождал, пока он оденется, и провел его в кандейку карантинного барака.

Он помнил, как прибыл на первую свою зону. Тогда он был совсем молодой – восемнадцать едва исполнилось.

В первую ночь все новички по очереди побывали на заседании «блаткомитета». Это была проверка на вшивость. И не каждый мог ее выдержать.

Родион не растерялся, когда увидел перед собой с десяток дерзких, прожженных зэков блатной масти. С ним разговаривали как бы в шутку – он отвечал шуткой. Один зэк ему нахамил, он ответил ему тем же. Хоть и молод был, но держался строго, независимо. Поэтому выдержал проверку.

А были такие, кто нервничал, начинал вестись. Таких начинали разводить, путать, а то и откровенно наезжать. Типа чего дергаешься, мужик? Может, есть причина? Может, ты пидор?… Правильный пацан должен ответить на такое оскорбление. А чушки начинали что-то мямлить в свое оправдание. Блатные начинали сомневаться в их безгрешности.

И начинался прикол. Типа есть такой способ, как определить, пидор ты, чувак или нет. Надо всего лишь показать дырку в заднице, и тогда станет ясно, балуешься ты под хвост или нет. Были придурки, которые раздвигали булки, выставляли очко напоказ. За это их и опускали. Не парафинили: это не обязательно. Но зачисляли в касту шнырей и чертей…

Десять лет назад Родион был неопытным первоходом.

Сейчас он вор в законе. Но снова должен выдержать проверку на вшивость. И это будет не банальная разводка на понятиях. Ожидается жестокий прессинг, ответ местного блаткомитета на мордобой в бане.

В кандейке его ждали бритоголовые мордовороты с пустыми взглядами. Это и есть местный блаткомитет. В этой зоне бал правит не воровская братия. Здесь заправляют крутолобые отморозки из беспредельных рэкетирских бригад.

О воровских законах и тюремных понятиях здесь имеют лишь смутное представление. Здесь все решает только сила.

Чем ты сильней, тем ты авторитетней.

Председательствовал какой-то хмырь с перебитым носом и приплющенными ушами. Похоже, боксер. Взгляд жесткий, агрессивный. «Банной троицы» среди собравшихся не наблюдалось. Но наезжать на Родиона будут из-за этих уродов, однозначно. И есть только один выход – брать инициативу в свои руки.

– Ты чо, крутой? – зло спросил «председатель».

– Где Грибок? – резко оборвал его Родион.

Грибок – смотрящий зоны. Беспредельщик первой гильдии. Если бы воры его на зону поставили, а то он сам себя на эту должность утвердил. Сам по себе он личность довольно авторитетная. В прошлом лихой бандитский бригадир, он и здесь держал под собой бригаду из осужденных «быков». Его авторитет смотрящего держался исключительно на грубой физической силе. Кучка крепко накачанных мордоворотов терроризировала тысячу с хвостиком заключенных. Воровская прослойка на общей зоне никогда не отличалась особой толщиной. А здесь она вообще практически рассосалась под беспредельной тяжестью Грибка. Кого-то из блатарей он брал к себе в пристяжь, кого-то опускал до уровня канализации. Воры против бандитов здесь не котировались.

Но Родион не просто вор. Он коронованный вор. И его титул имеет вес даже на беспредельной зоне.

– Грибок?! – слегка опешил хмырь. – Тебе нужен Грибок?! А может, я и есть Грибок?

– Ты, может, и есть Грибок, но ты – не тот, кто мне нужен.

Голос Родиона звучал сурово, уверенно.

– А зачем тебе Грибок?

– А ты не знаешь? – как будто удивился Родион.

И вперился в боксера пытливым, пронизывающим взглядом. До самых печенок его пробрал.

– Нет.

– А знаешь, почему ты ничего не знаешь?

– Почему?