Время посещения давно закончилось.

А это значит, что Торговец снова каким-то образом скрывает свое присутствие.

– В чем дело? – спрашивает Дес, не поднимая головы. Он продолжает рисовать углем в скетчбуке, который я ему недавно купила.

В этом зрелище не было бы ничего особенного, если бы он держал уголь и блокнот в руках. Но руки Деса, как обычно, сложены на груди. Альбом и уголек парят в трех футах от Деса, и рисунок возникает на бумаге сам собой.

– Ни в чем.

– Врешь.

Я вздыхаю, глядя на рисунок со своего места на кровати.

– Ты стесняешься показываться вместе со мной? – спрашиваю я.

– Что? – Уголь замирает в воздухе.

Щеки начинают розоветь. Это унизительно.

– Ты стесняешься показываться вместе со мной? – повторяю я.

Торговец смотрит на меня, недоуменно наморщив лоб.

– А почему ты об этом спрашиваешь?

Сердце тоскливо сжимается. Он и не думает ничего отрицать.

– Видимо, так и есть.

Дес исчезает с подоконника и возникает на кровати рядом со мной. Блокнот и уголь летят на пол.

– Херувимчик, – говорит он и берет меня за руку, – я даже представить себе не могу, откуда у тебя эта безумная идея. Почему, скажи на милость, я должен стесняться тебя?

И все мои тревоги исчезают, словно по волшебству. Я даже немного злюсь на себя за то, что Дес с такой легкостью управляет моими эмоциями.

– Ты всегда используешь магию, чтобы тебя никто не видел, когда ты со мной, – объясняю я.

Он сжимает мою руку, и от этого прикосновения мне кажется, что кожа начинает сиять, а кровь быстрее бежит по жилам.

– Калли, ты упорно продолжаешь считать меня нормальным, обычным человеком, забывая, что я – в списке преступников, разыскиваемых политией. В эту минуту дюжина наемников роет землю, чтобы меня найти. Кроме охотников за головами, меня ищут недовольные клиенты и враги, и они не побрезговали бы использовать тебя, чтобы до меня добраться. Скрываться – моя вторая натура, особенно когда я с тобой.

Звучит логично.

Он не поднимается с кровати, не отпускает мою руку. Такое чувство, будто мы подошли к пределу, за которым нас ждет нечто новое, и чем дольше он смотрит на меня, тем сильнее мое волнение.

Его серебристые глаза темнеют. Я уже видела такое выражение лица у других мужчин, и не раз. Но только не у Деса. Я слышу стук собственного сердца.

Я теряю равновесие и чувствую, что сейчас упаду в эту бездну, навстречу этим глазам, этому лицу.

Если бы мне нравилось в нем только лицо! Тогда мне было бы легче справиться с собой. Но все не так просто: Торговец спас мне жизнь несколько месяцев назад и с тех пор продолжает спасать ее. Мне нравится в нем то, что он такой же изгой, как и я, то, что он безнравственный, что он преступник, и что не пытается оправдываться. Мне нравится, что ему безразлично мое прошлое, пусть оно тоже в каком-то смысле преступное и безнравственное.

Мне нравится, что он научил меня играть в покер, что я заставила его посмотреть «Гарри Поттера»… и прочесть все книги о нем (невежда, он даже не знал, кто такой Гарри Поттер). Мне нравится, что он берет меня с собой на встречи с клиентами в далекие экзотические страны, что моя комната превратилась в склад сувениров, купленных нами вместе.

Мне нравится, что он пьет эспрессо из крошечных чашечек, что я могу делиться с ним своими секретами, несмотря на то, что сам он ничего о себе не рассказывает. С момента пробуждения я жду вечера, жду встречи с ним.

Он – свет моей жизни.

В принципе, меня устраивает и дружба, но сегодня, когда он так смотрит на меня, мне хочется большего.

– Останься на ночь, – шепотом прошу я.

Дес открывает рот, и я клянусь – Богом клянусь, – что он уже готов сказать «да».

Но он отводит взгляд, моргает; я вижу, что ничего не выйдет.

Он неопределенно хмыкает, отпускает мою руку.

– Херувимчик, так нельзя.

– Я уже совершеннолетняя.

Он отстраняется от меня, физически и эмоционально. Я прекрасно знаю, что в такие моменты нельзя уговаривать, умолять, давить на него, но ничего не могу с собой поделать.

Несколько коротких секунд Дес принадлежал мне. И я абсолютно уверена в том, что мне это не показалось, что это правда.

– Тебе всего шестнадцать лет, – отвечает он.

– Вот именно. Дом Ключей считает меня взрослой, и я не понимаю, почему ты относишься ко мне как к ребенку.

– Ты носишь трусики «Неделька», – говорит Дес. – А это значит, что ты еще слишком юна для меня, и я не могу остаться у тебя до утра.

– Откуда ты знаешь про трусы? – подозрительно спрашиваю я.

Торговец потирает виски кончиками пальцев.

– Мне надо идти. – Он поднимается, я не свожу взгляда с него, любуюсь им.

Потом тоже неловко встаю с кровати.

– Пожалуйста, не уходи.

Наш разговор напоминает заезженную пластинку. Я давлю слишком сильно, и он спасается бегством. Знаете, что меня больше всего ужасает в этом? Чем больше он отдаляется, тем сильнее мое желание сократить разделяющее нас расстояние; но мои упорные попытки приводят к противоположному результату.

Я теряю единственного друга, и мы оба это понимаем.

Дес бессильно опускает руки.

– Калли, если я останусь, то поддамся искушению. Если уйду, то совладаю с собой.

Тогда просто уступи искушению.

Но он не делает этого и никогда не сделает. Потому что, несмотря на все гадости, которые говорит о себе Торговец, со мной он ведет себя достойно. И, откровенно говоря, в этом корень наших проблем. Наверное, он самый лучший и достойный человек из всех, кого я знаю.

Наши дни

Вот дерьмо.

Я попала, что называется, из огня да в полымя. Эта мысль преследует меня всю дорогу от дома до острова Санта-Каталина.

Мы приземляемся у крыльца прекрасного особняка Деса, он отпускает меня, я молча поворачиваюсь к нему спиной и иду к дому. Я чувствую на себе его пристальный, оценивающий взгляд.

Уверена на сто процентов: этот засранец обдумывает, с какой стороны ко мне подкатить.

Ничего, пусть еще подумает. Сама не знаю, что бы я сейчас делала на его месте, потому что пока не определилась, что чувствую.

Раздражение – это точно. Поводок, на котором он меня держит, только что стал еще короче.

Ярость и неверие – при мысли о том, что Торговец действительно вынудил меня переехать к нему на неопределенный срок. Если он не поторопится с расплатой, я могу провести в его доме всю оставшуюся жизнь. Я стараюсь игнорировать радостное возбуждение, которое охватывает меня при этой мысли – глупое влюбленное сердце не имеет права голоса.