Лукашенко направился к лестнице. Профессор проследил, чтобы электроника заперла дверь, проверил уровни разрядов в аккумуляторах солнечных батарей и включил компьютер.

«Шарик» подлетал к анклаву, когда вечерело. Опять распогодилось, и необычное для Москвы кроваво-красное солнце садилось за горизонт на западе, расцвечивая редкие облака в розовые тона. Володька вёл «шарик» и наслаждался воздухом и свободой. Настроение у его экипажа было разным. Густав и Мина были спокойны, будто ничего не произошло. Инга лучилась счастьем. Гаргар иногда горестно вздыхал. А Танька до сих пор время от времени хлюпала носом и пыталась вытереть слёзы, натыкаясь при этом на щиток гермошлема. Всем на борту было понятно, что она хоронила надежды, поэтому все из деликатности делали вид, что не видят её переживаний. Игорь, чтобы как-то поднять ей настроение, нахваливал её действия и дежурство на шаре, когда они все, узнав про ранение командира, рванули в здание МГУ, хотя и подозревал, что все её действия выразились в том, что она судорожно рыдала у люка, не имея возможности вытереть слёзы и сопли. За то, что оставили «шарик» на неопытную Таньку, он им уже вломил, потому и похвалы Игоря звучали в значительной степени как оправдание.

Как повелось издавна, до посадки они совершили круг вокруг анклава на предмет разведки расположения мутов. Сегодня всё было спокойно. Собиравшаяся гроза обошла анклав стороной. Мина разочарованно вздохнула, она всегда так вздыхала, когда ей не доводилось пострелять или посбрасывать горючую смесь на мутов. Не в пример другим женщинам, она любила охоту и обожала воевать, защищая свой анклав.

Первым, кто их встретил радостным лаем и бешеными прыжками, была сенбернарша Ямка. Пока аэростат снижался, она бегала по поляне, каждый раз сужая круг, словно угадывая место, куда должен был приземлиться аэростат.

— Ямка, Ямочка! — Инга высунулась из окна и помахала ей рукой.

Остановившаяся было собака вновь радостно рванула по кругу, лаем сообщая всем в округе, что вернулась её любимая хозяйка.

Володька сверху наблюдал, как она радостно бросилась к Густаву, первому спустившемуся на землю, чуть не повалила его, облизывая лицо, руки. Потом, очевидно, решив, что дань верности отдана, села, задрала морду и стала принюхиваться.

Между тем аэростат был закреплен. Инга, Таня и Гаргар стали спускаться вниз. Ямка вновь бешено заскакала, пытаясь облизать хозяйке лицо.

— Фу, Ямка! — прикрикнула на нее Инга, но тут же наклонилась, обняла собаку за шею, погладила по голове: — Собаченька моя! — чем вызвала у той ещё больший шквал радости.

Последним, убедившись, что аэростат полностью разгружен и закреплён, спускался Володька. Ямка, до этого время от времени нюхавшая воздух, уставилась на него немигающими желтыми глазами, как бы предупреждая, что постоит за хозяйку.

— Ты что, дурашка? — Володька протянул к ней руку. — Это же я!

Голос Ямке был очень знаком, но вот запах оказался совсем другой, поэтому она принюхивалась, осторожничая. Потом всё же решилась, сделала шаг, другой навстречу такому знакомому голосу, ткнулась носом в раскрытую ладонь.

— Ямочка, теперь тебе придется привыкать к Володе, — Инга потрепала собаку между ушей, и та успокоилась, видно, решив, что подумает об этом потом.

Впервые после посадки и сопровождения «шарика» в ангар Володька не пошёл в бункер. Кольнула мысль, что больше он никогда не попадёт в бункер, не поест супа, приготовленного матерью, не обнимет отца, теперь вся его жизнь будет сосредоточена на периметре… «Стоп, — приказал себе Николаев, — захочу супа, мама сварит и отправит на периметр. Захочу обнять маму и отца, они могут подняться наверх. Необходимые мне вещи принесут. НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ!»

Знакомой дорогой — он бывал тут не раз и не два — вчетвером они пошли к коттеджу Вайсов, распрощавшись с Игорем и грустной Танькой. В гостиной их ждал ужин и Аиша. Увидев Володьку, она никак не показала волнения или изумления, никак не выразила своего отношения к его изменившемуся статусу, просто поставила на стол ещё один прибор.

С удовольствием постояв под душем — здесь воду не экономили, как в бункере, — Володя переоделся в одежду, которую принёс ему Густав из своего гардероба, и вышел в гостиную.

В гостиной на диване рядышком уже сидели его родители, чуть в стороне Клён о чём-то тихо беседовал с Аишей. Мама сразу бросилась к Володьке и обняла его. Он наклонился, пытаясь через лицевой щиток заглянуть ей в глаза. Её глаза были сухи, но лихорадочно блестели. Володька знал этот блеск, он появлялся только в тех редких случаях, когда Ольга испытывала сильные душевные муки, но держала их в себе, не позволяя выплеснуться наружу. Подошёл отец, обнял их обоих, похлопывая по плечам. Лицо отца было печально.

— Предлагаю всем сесть и обсудить ситуацию, — голос Константина Федоровича был сух и деловит.

Володька обнял маму и повел её к дивану.

— Не делайте таких похоронных лиц. Послушайте, что я вам скажу. Володя, покажи мне лицо, — Васин пересёк комнату и приподнял голову Володьки за подбородок, рассматривая со всех сторон. — Всё так, как я и предполагал. Мертвая вода оказала своё действие.

— Какая еще мёртвая вода? — встрепенулась Ольга.

— Володя после заражения попал под дождь. Поскольку атмосфера заражена, то и дождь тоже. Раньше такую воду называли мертвой. Она оказывала на организм заживляющее и укрепляющее воздействие. Прошу всех сесть, разговор будет долгим.

Он подождал, пока все не расселись.

— Рассказать я хочу вам вот что… — Константин Федорович обвёл всех взглядом, будто проверяя их внимание. Слышно было, как Ямка устраивается за дверью, вздыхает, что её не пустили в комнату. — Когда ты, Володя, обновил оборудование в МГУ, пришли данные со спутников. Все данные, начиная с момента заражения, — уточнил Клён. — Ахмад обработал их, отсеял по моему заданию и сверил всё это с результатами наших многолетних исследований и опытов. Максим, ты ведь помнишь, какие рейды мы отправляли в больницы и медцентры Крылатского района, как забирали то, что можно было забрать, и консервировали то, что забрать было нельзя… — задумчиво протянул Клён. — Именно этим мы заложили основу нашего выживания и наших исследований. Так вот, анализ всех этих данных подтвердил нашу теорию, что Вильман создавал свой вирус не против какой-то определённой народности или группы населения, а для выявления иммунных, то есть тех, чей организм вирус, проникнув в него, посчитает своим. Этим людям вирус не причиняет никакого вреда, хотя этот человек и является его носителем. Он даже усиливает иммунитет, что способствует укреплению организма. Таких людей очень мало. Но нам повезло — в нашем анклаве таких шесть человек. Полагаю, что иммунными являются Мина, Густав, Инга, а также вы, — он повернулся к семье Николаевых, — все. Полагаю, что таким является и Профессор в МГУ. Могу предположить, но не уверен, что и Лукашенки, отец и сын.

— То есть если я сейчас сниму гермошлем, то заражусь, но не мутирую? — Ольга требовательно смотрела на Клёна.