— Папа, мама, — заявила я. — Можете считать, что ваше бесцеремонное вмешательство в мою личную жизнь оказалось победным! За что я в данную секунду на вас очень и очень зла! — Я выставила палец. — И не говорите «мы же говорили», а то я за себя не ручаюсь!

— Но мы же как лучше… — пробормотал папа.

— А вышло как у слона в оркестровой яме! — буркнула я и с угрозой в голосе продолжила: — Своими инсинуациями вы соловью обломали клюв, наступили на горло песне кондора и обрезали крылья… аисту!

— Маруся, что-то у тебя явный перебор с метафорами, — сказал папа, — мы же не садисты так птиц мучить. Кажется, ты переволновалась. Будешь кофе?

— Лучше винца… — вставила мама.

— Или коньяку, чтобы сосуды расширились, — добавила Катерина.

— При чём тут кофе, коньяк и прочие напитки! — воскликнула я. — Он не придёт! И наверняка из-за вас! Один обзывал его стариком, сам такой же… Другая угрожала тортом в лицо и арбузами за шиворот!

— Это неприятно, — заметила Катерина.

— Не правда, за шиворот я ему ничего не обещала, только спрашивала, стоит ли его кастрировать! — возмутилась мама. — И то со слов отца. Да, Вова?

У меня в висках заломило так, словно в них сверлила дрель. И я гаркнула:

— Ну знаете!!! Я вас всех, конечно, люблю, но вы, вы…. Если хоть один из вас… хоть раз, хоть намёком попытается влезть в мою личную жизнь, я…

— …со мной в США поедешь, крошка Мо! — закивала мама. — Карты говорят, что в дальней дороге тебя ждёт успех в любви и шоу-бизнес на холмах! Это точно про Голливуд! Поедем, хватит тут прозябать! Мне как раз нужна дублёрша в нашем бенде! Не смотри так, я не шучу — если тебе слегка добавить грима, мы затмим «Ласковый май» в эпоху девяностых, потому что поёшь ты так же, как я, а выглядишь ещё лучше! И никто…

— Ни в коем случае! Я против! — возопил папа. — Марианна, не соглашайся! Родина! Искусство! Ностальгия тебя погубит! Ты — не твоя мать, нам так хорошо живётся и здесь… Я камин сделаю! И даже крышу… ты же потерпишь всего недельку…

Гадалка Катерина, не говоря ни слова, сплела пальцы, играя перстнями в свете свечей, — ей было категорически всё равно.

— Слушайте, родители! — вскипела я. — Эгоисты вы бессовестные! Вы хоть кого-то, кроме себя, слышите?! У меня есть для вас две новости, и обе плохие. Во-первых, я больше не невротик, который боится не понравиться родителям — спасибо вебинару в интернете! Я могу вас послать, если захочу! И сейчас хочу очень! Не заставляйте указывать мне вам дальний и непростой путь! Во-вторых, я взрослая. И не вам, самим запутавшимся в отношениях, как в сахарной вате, указывать, с кем мне встречаться, а с кем нет! Иначе я съеду и телефон не оставлю! И скайп! Сами будете следить за счетами по коммуналке, писать тексты песен к дурацкому джазу и собирать по углам истерические носки…

— Но Маруся… — оторопело проговорил папа.

Мама тронула его за руку. Катерина даже ухом не повела, а я бросилась в коридор, потому что была готова разлететься на шнурки, лоскуты и заклёпки от джинсов, скажи они ещё хоть слово! И телефон выключила, чтоб он не позвонил. В голове запела Шакира вместе с Бейонсе про «Красивого лжеца».

Я запихнула в рюкзак пиджак Александра, чтоб не пах тут! Набросила куртку, кроссовки и вылетела из квартиры. Вместе с хлопком двери внутри квартиры что-то громыхнуло. Возможно, новый кусок крыши не выдержал градуса «семейной любви». Как и я…

* * *

Мартовская ночь окатила морозным воздухом, я засунула нос в воротник и потопала по улицам, пытаясь прийти в себя.

Только ничего не выходило, — я снова влюбилась, как дурочка. Снова сама, не дождавшись пока полюбят меня. А он с другой женщиной пьёт кофе на ночь глядя и шепчет в телефон, как вор! Мне представилась домашняя идиллия: он в футболке и тапочках, она вся такая как из журнала, халатик, занавесочки, скандинавский интерьер и коты на окнах… Бывшая это жена, или настоящая, теперь значения не имело. Ведь всё же понятно! Я это проходила!

Я подфутболила замёрзший комок грязи, злая, как орк. Хорошо, что комары не проснулись, они бы на лету поумирали все от моего ядовитого выдоха! И воробьи со стрижами в лето остались бы без корма. Тоже б сдохли все… И всё от моей ярости. Страшный я человек…

— Как он мог?! — вопило всё во мне.

— Да очень просто, — ответил здравый смысл. — Вот кто ты ему? А он тебе? Он тебе что-то обещал, говорил, предлагал?

— Работу, зарплату, помыться и устриц… Но ведь я бы так с ним ни за что не поступила!

— Так то твои проблемы. Любви, может, на самом деле нет… Ты её видела, любовь эту?! У папы не считается. У мамы тем более! Подростки в школе и то осознаннее. Вот и у Короля Льва всего лишь кризис среднего возраста и погоня за упущенными радостями, а ты — любовь…

Горячие слёзы прыснули мне на холодные щёки, как контрастный душ.

Я же с самого начала знала, что так будет! Но поцеловала его, идиотка! Наши миры не соприкасаются, столкнулись по моей рассеянности и разлетелись так же. Я никогда и ни за что не буду любовницей!

Но как же я без него?.. Представился он, такой красивый и нереальный, и очень нежный, как тогда в ванной, в квартире с Лениным.

Я глотнула ртом ледяного воздуха, чувствуя, что задыхаюсь. Словно у меня аллергия на ложь и бестактность. Внезапно и снова одинокая и неуместная, как в тот миг, когда оказалось, что умирать мне не сегодня, а я уже смирилась… Это странное чувство, что ты выпала из сюжета, из нормального течения жизни и общепринятых правил. Я так и живу мимо них, и если так…

Нет! — Я топнула ногой. Раз я живу не по правилам, я не стану соглашаться с «меньшим»! Даже если больно сейчас. И завтра. И послезавтра! Я вредная и упрямая — я любви хочу! Настоящей и от сердца! Даже если оно ещё тысячу раз разорвётся и весь мир будет твердить, что «её не бывает»…

И я пошла в единственное место, которое для меня всегда служило доказательством, что любовь вообще-то на свете есть! К культовому «Джелатто» на Университетском, как раз напротив городского ЗАГСа. Лучшее кафе-мороженое в нашем городе, потому что его открыл страшно влюбившийся в мою соотечественницу итальянец. Он бросил всё на свете и приехал за ней сюда — завоёвывать.

Мне стало ещё обиднее — что меня не завоёвывают, хоть и дерутся… Ладно, переживу.

Шмурыгая носом, я зашла в «Джелатто» и набрала на все деньги всевозможных шариков в контейнер: «Феррари», «Пина Коладу», «Фисташковое солёное», «Кока-колу», «Мятное», «Клубничное» и «Тропики». И ещё пару в конус.

Было уже почти десять. В тёплый сезон тут очереди на улицу хвостами заворачиваются, а сейчас народу не до мороженого. На стене засыпáли мелом написанные буквы, почти похрапывали домашние сыры на витрине. Сонно моргала девушка-продавец в красном колпачке и переднике. Я села за столик, потому что поняла: идти мне не куда. У Валюхи и Анечки — семьи, дома — гадальная вакханалия, мой центр закрыт, а Саше я не нужна…