— Простите, мы закрываемся, — проговорила продавец мне.

И я, печально кивнув, пошла обратно в мороз. Шла куда глаза глядят и неистово лизала мороженое вперемешку со слезами. Замёрзла уже кошмарно, но не останавливалась, итальянское мороженое было единственным живым доказательством того, что любовь существует. А мне это жизненно необходимо было знать!

Я шагала и шагала, по проспектам и переулкам, по тёмным закоулкам и подземному переходу, не заметив, как оказалась у консерватории, прямо на углу Садовой и Буденновского, в двух шагах от Сашиной сталинки. Чёрт! Я резко развернулась, собираясь уйти отсюда как можно быстрее, и вдруг услышала знакомый, удивлённый голос:

— Стрекоза? Мари! Машенька!

Нет, только не он! Я зажмурилась, кляня себя и свой автоматизм. Убежать бы… Но я вдохнула полной грудью, собралась с духом и развернулась к голосу. Гордая улыбка независимой женщины сползла и шлёпнулась на асфальт вместе с оплывшим шариком мороженого — Мистер Совершенство был таким мятым, словно всё время, пока мы не виделись, его жевала корова. Мои брови взлетели на лоб — он что, в центрифугу попал?

— Саша? — хрипло сказала я, оторопев.

И он бросился ко мне, словно искал по ночному городу. Стиснул, прижав к себе, как плюшевого зайца с пустыми ушами, свисающими до пола… Задышал в ухо горячо, защекотал щёку дыханием.

— Малышка!

Будто тысячу лет не видел. И тут я увидела его туфли, залитые чем-то красным, густым, забившемся в дырочки со шнурками и засохшим. Кровь?! Точно кровь!

Он опять дрался? С кем? А как же кофе? Жена? Домашний уют в тапочках? Неужели, она всё-таки выкинула его кубки? Ведь он шутил про лопату и придушить… Но я снова взглянула на кровь. Красные заскорузлые пятнышки покрывали и ремень на брюках… Мыслительный поток превратился в прямую линию: «Э…э…э…»

— Ты окончательно расправился с женой? — выдала я севшим голосом, потому что больше ничего в голову не пришло.

Он отстранил меня на вытянутых руках. Моргнул. Глаза его блестели как-то странно.

— Ты уже и это знаешь?! — ошарашенно спросил он. — Откуда?!

«Э-э-э-э» в моей голове стало похожим на сирену скорой помощи, полиции и арию Витаса в ванной.

Это подарок судьбы или провидение?! Или материализация моих мыслей?! Как она оказалась здесь посреди ночи?!

Я прижал Марианну к себе и ощутил себя, как дома. Разве может быть лучше?! Моё нежное, трогательное счастье — трогать хочется бесконечно — снова рядом! Так хорошо я даже сам с собой не чувствовал! Я гладил её мягкие волосы, приникал к ней носом, целовал и понимал, что это, наконец, то самое! Мне повезло!

Как же велик был контраст сердечного тепла и холода, в котором я только что был. Как из мороза в тропики. Хотя, конечно, в минус один и через мятую рубашку прилично холодило…

И вдруг моя Стрекоза сказала:

— Ты окончательно расстался с женой?

Я офигел и, чуть отстранив, посмотрел на неё:

— Откуда ты это знаешь?! — В голову закралась мысль странная мысль: «Она мои мысли читает?»

Но со Стрекозой произошло что-то загадочное: её глаза сделались по сто пятьдесят рублей, она широко раскрыла рот, потом закашлялась и хрипло, как портовый грузчик, прошептала:

— Я им скажу, что ты был со мной…

— Кому? — озадачился я.

— Полиции… Но кровь простой водой не смыть, я в полицейском сериале видела. — Стрекоза задрожала и, облизнув губы, добавила: — Надо погуглить, чем. Я включу телефон…

— Кровь?!

Я обалдело моргнул и проследил за её взглядом — тот метался от вымазанной в томатном соке пряжки от ремня к им же испорченным туфлям. На кровь правда было очень похоже… Упс. В мозжечке защекоталось: она решила, что я укокошил Лиз?! Хорошо же на обо мне думает! Впрочем, почти так же, как Игорь Ковров из ФСБ…

В голове задним фоном пронеслась возмущённая фраза героя Юрия Никулина из «Бриллиантовой руки»: «Как ты могла?! Ты, моя жена?! Мать моих детей?!» И одновременно с этим до меня дошло: она же несмотря ни на что предлагает мне алиби! Ого!

То есть вот так бывает? Чтобы зная человека всего несколько дней, становиться на его сторону, даже если он кого-то заколбасил?! Интересно, а труп помогла бы перепрятать? Судя по офигевшей решительности в голубых глазах, да!

У меня аж в животе ёкнуло. Приятно! Хоть и чертовски холодно. Не март в южном городе, а полярная ночь во льдах! Настроение взвилось до неба, укрытого тучами, до шпиля ЦУМа и крыши старой Консерватории, над которой ветром разгоняло привязанных веревками искусственных стерхов, чтобы голуби не гадили.

Она на моей стороне! У меня дух захватило. Это был действительно тот самый момент истины, когда понимаешь: даже посреди центра города, на перекрёстке двух проспектов я уже «дома», с ней. С женщиной-девочкой, которой можно доверять, а не воевать. Ты пришёл к ней и уже априори принят. И любим. Она не сказала, но я чувствую. Даже не знал, что так бывает!

Дома — это ощущение тепла и расслабленности, словно не нужно быть каким-то, словно тебя ждут, даже если ты чего-то не добился и или чего-то не добыл. Дома — это место, где тебя принимают любого: победителя и неудачника и можно быть просто счастливым дураком, а не достигателем. Дома — это не где-то там и когда-то ещё. Дома — это здесь. И прямо сейчас. Как же полно я ощутил это!

И ещё одно, очень важное: Я люблю её!

Я прижал Марианну к себе, оторопевшую, испуганную, покрыл поцелуями лицо и тёплую, пахнущую чем-то сладким и сказочным макушку, и сказал:

— Будь моей женой!

— А?!

— Выходи за меня замуж! — повторил я, отстраняя её снова, чтобы видеть самое нежное на свете лицо. — Ужасно хочется не искать тебя по ночам, а просыпаться рядом. И засыпать, пока жив.

— Но как же… кровь?! И труп… Или не… труп? — пробормотала моя девочка в замешательстве. — Что вообще у тебя случилось? Ты сказал, что не придёшь. И тебя позвали пить кофе, а теперь… ты тут. И… кровь..

Какая же она смешная! Пытаясь не расхохотаться в голос, я спросил:

— То есть жениться нельзя, если тема маньяков недостаточно раскрыта? Ну хорошо, труп закопаем. У тебя лопата есть?

Стрекоза выронила из рук пищевой контейнер. Крышка отскочила и на асфальт вывалились разноцветные шарики мороженого. Кажется, переборщил. Мда, у меня всегда было дурацкое чувство юмора…

* * *

А потом я ей всё рассказал. О детях, Лиз и шантаже, о том, что я согласно корпоративной политике технически «мошенник» и, видимо, скоро буду безработным. А ещё о том, что как я попробовал побыть Макаренко и вылил на себя сок. И мне чертовски понравился результат. И о том, что я решил. Стрекоза слушала, выразительно хлопая ресницами и постепенно приходя в себя.