же напоследок она решила устроить еще один пикник на пляже. Демонстрацию купальных мод.

Недалеко от воды поставили брезентовый тент. Под огромным зонтом постелили скатерть: Сара поставила на нее тарелки с желтым дырчатым сыром, паштетами, большими ломтями белого хлеба, блюдо с красными помидорами из своего огорода, Пикассо ласково пробурчал:

– У тебя даже обычные овощи на тарелке – готовый натюрморт.

И много бутылок с вином.

Ветер приносил легкий запах жженого эвкалипта – где-то в горах горел лес, и он вплетался в свежий аромат моря и густой настой солнца. Сара искоса поглядывала на мощный торс загорелого дочерна Хэма: рядом с ним тонкий, бледный Джеральд, даже в костюме пирата, но со своей вечной тростью с золотым набалдашником, казался похожим на изнеженное комнатное растение. У Фица после игры в теннис облупился нос, и он все время мазал его каким-то белым кремом, который никак не хотел впитываться.

Джон Дос Пассос, напяливший цилиндр, рассказывал о новой книге Гертруды Стайн, Хемингуэй иронизировал, корча гримасы – нет, как можно написать: «Там ее мать понемногу умерла!», Зельда с пионом в золотых волосах, снова превратившись в милую кошечку, мурлыкала что-то изысканно-забавное, вызывая у мужчин восторг. Все были молоды и энергичны, хохот стоял такой, что чайки, караулящие добычу у кромки прибоя, недовольно взлетали, хлопая крыльями.

Саре на миг показалось, что грозовая туча рассеялась.

Только Хэдли, накинувшая на плечи цветастый платок, была грустна и тихонько потягивала вино в тени зонта, не участвуя в общем разговоре. Зато Полин в расшитой жемчугом смешной шапочке была в ударе. Шутила сама, а в ответ на шутки Хэма заливалась звонким смехом и кокетливо восклицала:

– Нет, папа, ты потрясающий!

В это лето все женщины их кружка звали Эрнеста папой, прозвище прилипло к нему намертво, но Полин играла в непослушную дочку с особым азартом.

Сейчас Саре впервые показалось, что Полин – не маленькая изящная птичка. Пожалуй, маленький изящный ястреб, который бьет добычу на лету.

Полновато-квадратной, одетой в старомодный купальный костюм Хэдли, которая старше Эрнеста на восемь лет, не выиграть в этом состязании.

Но, похоже, она единственная не понимала, что охота уже идет. И охотятся на ее мужа.

Охота на мужа

Хэдли сидела на пляже под зонтом, потягивала чуть теплое шабли и смотрела на весело галдящую компанию. Солировала Полин, стильно-элегантная даже в купальном костюме. Мужчины азартно с ней пикировались, то и дело закатываясь от хохота.

Полин была здесь своя. А она – чужая. Кружок Сары и Джеральда Мэрфи так и не принял ее в круг избранных. А ведь она тоже из их мира, мира искусства! Была неплохой пианисткой. Но играла классику, а Эрнест любит только джаз. И она забросила пианино, посвятила себя служению мужу. Злоязыкая Зельда была права, когда сказала: «В вашей семье ты делаешь только то, что хочет Эрнест». Но так устроен их брак. Эрнест – талант и гений. И ей лучше подстроиться под его вкусы. Да, она полюбила корриду, ходит с мужем на бокс, ловит рыбу, как настоящий рыбак. И откладывает из небольших денег, которые присылают ее родители, суммы на скачки – Хэм так любит ставить на лошадей. Но разве не в этом долг жены гения?

Так она думала все эти годы. Ей было неважно, что она ходит в старых платьях, а Хэм покупает дорогие картины. Они ведь одно целое. Какая разница, как она выглядит.

И только когда рядом появились все эти блестящие богачи…

Хэдли глотнула еще вина и закашлялась: теплая кислота обожгла горло.

Нет, Мэрфи и их друзья вежливы, внимательны, заботливы. Так обращаются с больным, который еще не знает свой диагноз.

Их диагноз – она не подходит талантливому писателю и обаятельному красавцу Хемингуэю. Но Хэдли это тоже знала. Как могла она так долго быть слепой? Не замечать того, что происходит?

А между тем все это время она пребывала в счастливой уверенности, что их браку ничто не грозит. Подумаешь, мужу интереснее разговаривать с подругой, чем с женой! Пусть! Ей самой интереснее гулять с Бамби, пускать с сыном кораблики и катать его на карусели, чем слушать все эти полупьяные споры. Все равно их с Эрнестом родство душ и тел невозможно разъединить, как нельзя отделить воды большой реки от впадающего в нее ручья.

Так думала Хэдли. И, как все беззаветно любящие женщины, ошибалась. Настолько, что Полин даже устроила специальную поездку, чтобы она наконец прозрела.

…Несколько месяцев назад сестра Полин Джинни вдруг позвала ее осмотреть вместе с ними замки Луары. Хэдли там не была и сразу согласилась, хотя не понимала, почему бы не взять Хэма. Но Джинни настояла: только девочки!

Поездка сразу не задалась. Полин, обычно такая веселая, почему-то нервничала, злилась: ей не нравились ни погода, ни гостиница, ни еда, она была недовольна всем на свете. Хэдли уже начала жалеть, что приняла приглашение. Однажды, когда Полин задержалась в ресторанчике, а они ждали ее на веранде, Хэдли рассеянно заметила, просто чтобы заполнить паузу:

– Тебе не кажется, что Полин и Эрнест ужасно хорошо ладят?

Джинни посмотрела на нее странно. И наконец вкрадчиво, с особым значением сказала:

– Может, это потому, что они очень любят друг друга?

И все. Пелена спала с глаз. То туманно-ватное, что происходило между ними в последние несколько месяцев, наконец стало промыто ясным.

Как она могла не видеть этого раньше! Их взгляды, мимолетные касания, ласковое воркование голосов, шуточки, которые обычно бывают у любящих людей… И то, что Хэм, обычно придумывавший им веселые интимные прозвища, вдруг включил в игру и Полин – он был Драм, она – Дулла, а Полин – Дабладулла. Это казалось таким милым…

До конца поездки Хэдли молчала. А когда вернулась домой, ворвалась в кабинет мужа и крикнула прямо с порога:

– У тебя роман с Полин, я знаю!

Сейчас она много бы дала, чтобы вернуть то мгновение.

Эрнест тогда прямо взвился.

– Ты… Ты не должна говорить об этом! – напустился он на нее так, будто это Хэдли страшно провинилась. – У нас с тобой – все по-прежнему. Я тебя люблю. Почему мы не можем и дальше жить так, как жили?

– Потому что у тебя есть любовница! – возмущенно парировала Хэдли. – Ты все испортил!

– Нет, это ты своими разговорами рушишь наш брак!

Они ругались с перерывами на еду и сон несколько дней. Оба смертельно устали. Наконец Эрнест подвел итог:

– То, что ты сделала, ужасно. Ты должна была промолчать,