Катя сидела на тахте, как в тот роковой вечер, когда она поведала друзьям про мальчика, покончившего с собой. Закрыв на мгновение глаза, она увидела Чижика с камерой, бренчащего на гитаре Матвея. Полтора месяца прошло, а казалось — что годы.

За круглым, наверное дорогостоящим, столом собрались гости. Антон откупоривал шампанское и взахлеб спорил с коллегой. Этот коллега, то ли Глебыч, то ли Геннадич, был симпатичным широкоплечим мужчиной, холостяком, и Катя улыбалась ему, нарочито громко смеялась над плоскими шутками, накручивала локон на пальчик. То ли Глебыч, то ли Геннадич забавно краснел и перекладывал салфетку с места на место. Интересно, Антон заревнует? Или в новообретенном счастье он забыл все то, что было между ним и Катей? Да почти и не было ничего, но ведь он прокручивал в голове возможности, варианты…

— Ой, простите. — Катя выронила вилку, полезла под стол, опершись о напряженное бедро Глебыча-Геннадича. Смахнула пылинку с его колена, стрельнула глазами.

Марина принесла роскошный торт. Аня, в новом платье, с новой прической, сидела возле Кати. Рюмины рассказали, что в ночь бури, на техническом этаже больницы, Аня умерла. Ее сердце остановилось на четыре минуты и вновь завелось. А чудовище было изгнано. И зеркала стали просто зеркалами, послушными и льстивыми.

Юрий Смирнов, Анин спаситель, не пережил ту ночь. Его труп обнаружили дежурные медсестры в кабине больничного лифта. Бывший терапевт скончался от обширного кровоизлияния. Рюмины оплатили похороны и опустили в гроб фотографию мальчика со шпагой.

— Я сейчас лопну, — пожаловалась Аня.

Пожилая родственница заохала, что девочка тоньше прутика и надо больше есть. Катя успевала и строить Глебычу-Геннадичу глазки, наслаждаясь его смущением, и разливать кипяток по чашкам. В пузатом чайнике отразилась Аня, немного уставшая от праздничной суеты, но довольная.

Антон зажег свечи — тринадцать штук, — Аня привстала и задула их все. Гости зааплодировали.

— Ну. — Катя толкнула именинницу локтем. — Что загадала?

— Не скажу. Не сбудется.

— Кто режет торт? — спросила Марина.

— Давай я! — Аня взяла нож.

Лезвие вошло в кремовый бок, рассекло пополам розочку. Марина сглотнула окислившуюся слюну. Вид Ани, держащей в руке нож, навевал нехорошие мысли. В лезвии мелькнули напряженные Катины глаза. Она извинилась и встала из-за стола. Протиснулась в коридор.

— Все нормально? — спросил Антон.

— Все прекрасно.

Рюмины заменили межкомнатную дверь, чтобы ничто не напоминало о страшном марте. Но как выбросить из памяти образ дыры в дверном полотне и черного хищного глаза, вперившегося в жертву? По этому коридору Катя улепетывала от одержимой Аньки. На руке остался тонкий белый шрам от ножа.

Катя направилась в ванную. Зашумевший кран приглушил трель звонка и голоса снаружи.

Она заглянула в зеркало и улыбнулась картинно. Перед внутренним взором снова всплыли лица друзей. Чижик смеялся, Матвей взъерошивал золотистые волосы. Улыбка потухла. Катя смотрела в зеркало долгим печальным взглядом.

Катя смотрела из зеркала, соболезнуя невозместимой утрате.

Антон поцеловал Марину в уголок рта, она улыбнулась и погладила его по гладковыбритой щеке. Он стер с ее подбородка заварной крем, облизал палец.

— А ты — сладкая.

— Есть такое.

В дверь снова позвонили.

— Я открою, — сказал Антон.

Насвистывая, он двинулся в коридор. Дружный смех гостей заглушал шум воды в ванной и шелест ветвей по карнизу.

Все это — именинный торт, чертова дюжина свечей, дочь, повзрослевшая на год, — состоялось благодаря странному дядьке по имени Юра Смирнов. Антон не знал, что именно произошло на техническом этаже больницы после их ухода. Но, кажется, Смирнов перехитрил демоническую бестию. Пожертвовал собой, чтобы она сгинула в зазеркалье.

«Спасибо, дружище», — подумал Антон, отпирая дверь.

Хотелось невозможного: обнаружить за порогом живого и здорового Экзорциста, но этого, конечно, не случилось. В подъезде переминалась с ноги на ногу худощавая субтильная девушка, ровесница Кати. Перед собой она бережно держала пластиковую клетку.

— Квартира Рюминых?

— Точно по адресу.

— Я — волонтер из питомника. Вы просили доставить…

— Котенка. Все верно.

Из гостиной грянул раскатистый хохот Глебыча и звонкий смех Ани.

— Празднуете?

— У дочери день рождения. Тринадцать лет.

— Так это — подарок, — кивнула девушка.

Антон взял клетку. За прутьями тоненько попискивал пепельный котенок. Головастик с толстым брюшком. Смотрел испуганными наивными глазами.

— Какой хорошенький, — растаял Антон.

— Надеюсь, дочурке понравится.

— Не сомневайтесь.

Волонтер протянула бумагу и ручку для подписи. Улыбка испарилась с губ Антона. Он перехватил мгновенно похолодевшей рукой запястье девушки. На ее мизинце сверкало красным камушком дешевое колечко. Магнитило взор. В гранях что-то темнело, как муха, застрявшая в янтаре.

— Отпустите! — возмутилась волонтер. — С ума сошли?

— Откуда оно у тебя? — прошептал изумленный Антон. По спине катился пот, рубашка промокла моментально.

— Не ваше дело! — Девушка пыталась выдернуть руку.

— Откуда кольцо? — требовал Антон, забыв обо всем.

— Мне подарили…

Пальцы разжались. Девушка отшатнулась, гневно плеснула синими глазами.

— Кто подарил?

— Мужчина… — Она насупилась. — Какое вам, собственно, дело?

— Выкиньте его, — сказал Антон резко. Посмотрел на бумаги. Возле логотипа с улыбающейся собакой кто-то вывел красной пастой слово «предвестники». Леденея, Антон чиркнул автограф внизу и вернул документ девушке. — Выбросите кольцо. Пожалуйста.

Она фыркнула и быстро зашагала к лифту. В подъезде завывал, рокотал ветер.

— Пап, кто там? — крикнула Аня.

Марина появилась в коридоре.

— Доставили?

— А? Да… — Антон отдал Марине клетку.

— Все в порядке, Тош?

— Конечно. — Он улыбнулся фальшиво. — Голова закружилась от шампанского.

Марина чмокнула его в щеку и пошла обратно к гостям.

— Солнышко, у нас еще один подарок для тебя.

Слушая, как охает обрадованная дочь, как щебечет она, знакомясь с котенком, Антон вышел в спальню. Он посмотрел недоверчиво на кровь, на сумерки за окном, потом повернулся и оглядел трюмо.

— Все в порядке, — тихо сказал отражению.