Про свободу и запреты

«Мы пронесли крутой самогон, будешь с нами?»

Каждое утро в детстве я просыпалась под булькающие звуки. Прямо у изголовья моей кровати стояла бочка с… пивом. А поставили ее туда, потому что ровно между моей кроватью и батареей оставалось достаточно места для этой самой пивной бочки. Тепла от батареи ей как раз и не хватало для полного счастья, а именно брожения. А мне для полного счастья только этого бульканья и не хватало.

Папа с моим братом года два увлекались пивоварением: тогда как раз в России появились немецкие наборы для организации этого увлекательного процесса в домашних условиях. Все было по-взрослому: солод, бочка, брожение, измерение температуры чего-то там и, конечно, дегустации. На дегустации собирались обычно друзья брата, которые, к полнейшему неудовольствию папы, слишком много пробовали, чтобы назвать это именно дегустацией.

Вся эта пивная история сопровождалась бесконечными экспериментами с одной лишь целью – добиться идеального вкуса. Темное, светлое, с ореховым или медовым послевкусием – было видно, что мои родственники азартно пытаются чуть ли не новую пивную формулу вывести. То есть не было в этом желания напиться и забыться, а был азарт и погоня за вкусом – вот что важно.

«Пить надо с удовольствием» – это семейное правило я усвоила очень быстро. Очень хорошо помню, как мы как-то с папой возвращались откуда-то домой зимним вечером, была сильная метель, нас прямо заметало. Мы продрогли, он мне все время говорил, чтобы я дышала не ртом, а носом – чтобы не застудить горло, наверное. Или чтобы не болтала без умолку. И вот мы приходим, уставшие и замерзшие, домой. А на кухне мама уже разогрела борщ, вынула из него огромный кусок дымящегося мяса, помыла пучок зеленого лука, нарезала мой любимый круглый черный хлеб с хрустящей корочкой, натертой чесноком. Мы уселись за стол, папа достал из морозилки бутылку водки и налил себе стопку. Хорошо помню эту запотевшую белую стопку. «Будешь?» – спросил меня папа. Я не помню, сколько мне было лет – подростком была явно. Это предложение мне даже не показалось странным, потому что не водка была во главе стола, не алкоголь был основным участником трапезы. Мне не предлагали хлопнуть и захмелеть, мне предлагали согреться, добавить вкуса, – даже не так: мне предлагали эмоцию. Я бы сказала, что эта запотевшая рюмка была частью гастрономического приключения. Я отказалась – запах не понравился, но я наблюдала, с каким удовольствием и как нужно правильно пить.

От папы я узнала, что бывает десертное вино и столовое, ароматный чуть приторный херес на дижестив и крепкий кальвадос – в общем, мое алкогольное взросление сопровождалось таким интеллигентным родительским подходом, целью которого, как я понимаю, было показать, что пить нужно немного, со вкусом и смыслом.

Но это было дома. А на улице и в гостях у подружек мы пробовали все, что только попадалось. Не было у нас ни хереса, ни кальвадоса – сплошное странное вино да цветные химические ликеры. Это было невкусно и на самом деле никому из нас не нужно – но так хотелось быть взрослее. Знание «как должно быть на самом деле» удивительным образом уживалось во мне с этим нелепым подростковым желанием быть в компании, делать то же, что и друзья. Будто дома мне показали какой-то несуществующий на самом деле мир, а как жить в реальном – не объяснили.

Поворотный момент случился на выпускном вечере в школе. Это был классический выпускной без плавания на корабликах и ресторанных посиделок – ведь так сейчас празднуют в школах выпускной? У нас было все стандартно: торжественная часть с вручением дипломов, накрытые в спортивном зале столы буквой П, непривычно улыбающиеся учителя и танцы под баскетбольным кольцом. И угораздило же меня напороться в коридоре на Костика из параллельного класса. Ненавижу Костика и все время вспоминаю его довольное лицо. Костик отвел меня в сторонку и заговорщицким тоном произнес: «Мы пронесли крутой самогон, будешь с нами?» Мне бы тогда знать, как ответить Костику, чтобы и за ботана не сойти, и себя уберечь от всякой дряни. Но я вместо этого выбрала самый простой и трусливый путь – ответить «Да, пойдем». И вот за занавеской в актовом зале мне налили в пластиковый стаканчик какой-то мутной красной жидкости, уверяя, что крепость – что надо. Только крепости в такой важный день мне и не хватало. А дальше ситуация развивалась быстро и очень неприятно. Застолье, разговоры с учителями и танцы с бывшими одноклассниками я пропустила – будто и не было у меня выпускного. Половину вечера я провела в туалете, а вторую часть праздника – на школьном стадионе на улице, где меня по кругу водил мой приятель, пытаясь отвлечь от этого позора всякими смешными историями. Но главное унижение ожидало меня еще впереди: папа решил сделать мне сюрприз, видимо, – прийти на мой выпускной и пригласить меня на танец. Что может быть трогательнее, чем отец, танцующий с дочерью на выпускном балу? Ну пусть и под баскетбольным кольцом, но все же. А дочь в это время никак не могла танцевать, дочери было очень плохо. И вот эта наша с ним трагическая сцена запомнилась мне в деталях: как он растерянно спрашивает, почему я не иду в зал, а мне и сказать ему нечего. Признаться, что я променяла этот день на сомнительного качества красную жидкость в пластиковом стаканчике?

Этот жизненный урок дал мне четкую логическую цепочку – я научилась прогнозировать последствия своих поступков. Алкоголь перестал быть для меня непременным атрибутом для хорошего времяпрепровождения с друзьями с неизвестными последствиями. Теперь я точно понимала, что будет, если я выпью тот или иной напиток, с какой едой его следует сочетать, чтобы избежать неприятных последствий, а главное – как много мне можно его выпить. Я сама удивилась, как уверенно я стала себя чувствовать в компаниях, как легко, оказывается, можно отказаться от сладкого ненавистного мне ликера, просто объяснив, что мне от него немедленно становится плохо.

Получается, что мне, подростку, очень