– Ой, Нума, прекрати! А то мне станет плохо.

– А мне есть хочется! Вообще, Нелли, я рад знакомству с тобой. Узнал столько нового! Раньше думал, раз мне в родном паге хорошо, везде так же. Теперь понимаю Цицерона, когда он говорит, что кое-что надо менять. Ты – молодец! И дерешься хорошо: следопыт не врал, когда рассказывал.

Нелли придвинулась ближе к растянувшемуся на сухом песке Нуме. Под его теплым боком была не страшна любая тюрьма.

– Какое наказание нам грозит за то, что мы сбежали от фламинов? – спросила она.

– За побег наказание одно – доставка обратно. Но тяжесть проступков у нас разная. Ты там крепко наворотила, тебе назад нельзя. Я, когда все увидел, очень испугался: не смог бы так. Хотя я сильный. Да и вряд ли меня упакуют в сеть. Цицерон говорит, я ее порву тяжестью тела. Скорее всего, меня отправят в Урбс, в служение к Великому Нумену. Говорят, ему нужны только очень сильные крысы.

– Зачем?

– Чтобы управлять, думать…

– За всех сразу?

– Нелли! Об этом поговори с Цицероном. Я знаю одно: так задумано Матерью. Она назначила Нумена, и я… его боюсь, – перешел на шепот Нума.

– Цицерон говорил, он бессмертен, – тоже шепотом сказала Нелли.

– Так задумано. Чтобы власть и защита не прекращались.

– А почему Цицерона не арестовали?

– Цицерон отвертится. Фламины его следов точно не учуяли! Как и Корнелия. А мы с тобой натоптали.

– Все хотела спросить, как следопыт прячет следы?

– Не знаю. Но мне кажется, он вообще ничем не пахнет. Я узнаю его только по морде.

Последнюю фразу Нума произнес вяло и невнятно. Нелли тоже чувствовала усталость. Она поерзала на песке, чтобы выдавить удобное углубление, и быстро погрузилась в сон.

азбудил ее Цицерон, стоявший рядом с прутьями, но по ту сторону.

– Привет, красавица! – Он говорил вполголоса. Не хотел будить брата.

– Я тебе не красавица! – зло прошептала Нелли. – Долго нас здесь будут держать?

– Не думаю, что долго. В Совете декурионов пылают страсти. Варрий рвет и мечет.

– Мечтает выдать нас фламинам?

Цицерон утвердительно кивнул.

– А остальные что говорят?

– Прокус Мудрый против. Так и говорит: «…исключительность этой самки…»

– Какая исключительность? – возмутилась Нелли.

– Лучшего убийцу, Коклесса, кто прикончил? От него даже рваных ушей не осталось.

– Это случайность, я была на грани!

– А владение взглядом, уничтожающим мышей? Этого мало?

– Я думала, они просто испугались и умерли от страха. Может, они ослабли от лечения Руфа.

– А разнесенные сферы фламинов?

– Ты думаешь, я особенная? – со страхом спросила Нелли.

– Уверен!

«Не уверена», – подумала Нелли, вспомнив прикосновение Крысолова.

– Вот я обыкновенный, – сказал Цицерон, и Нелли не уловила в его голосе ноток сожаления. – Признаю, на нависе немного… забоялся. Чуть не отбросил лапы в ужасе! Ты прости, что не помог.

– Humanum amare est, humanum autem ignoscere est. Человек любит, человек и прощает, – выдала Нелли, неожиданно вспомнив уроки ненавистной латыни.

Цицерон с минуту и очень внимательно ее разглядывал.

– Да, такая умная, – сказала Нелли, не дождавшись его комментариев.

– Кстати, – очнулся Цицерон. – Я не один. Малыш, явись!

Из-за угла появился маленький крысенок и неуверенным шагом приблизился к прутьям решетки. Шелк мягкой и светлой шубки выдавал ее недавнее приобретение. По-детски наивный взгляд подчеркивали розовые и прозрачные ушки, не огрубевшая кожа на носу.

– Узнаешь? – усмехнулся Цицерон.

– Нет, – призналась Нелли, пытаясь вспомнить малышей – родственников Цицерона и Нумы. Запах шел знакомый. Но тут ее взгляд упал на лоб крысенка. Белое пятно в форме кольца!

– Как ты его нашел? – спросила Нелли потрясенно.

– Не я его нашел, а он тебя. Попросился у охраны пройти со мной.

– Чего тебе? – бесцеремонно спросила Нелли малыша.

– Ты красивая! Пополамная, – с восторгом прошептал крысенок.

– Какая?!

– Он имеет в виду – двухцветная.

– Как дела у Сэмис, твоей матери? – смягчилась Нелли.

– Хорошо. У меня есть еще братики и сестрички.

– Быстро у вас с этим делом.

– Бэсс просила передать, что она восхищена и на твоей стороне.

– Бэсс? – переспросил Цицерон. – Это кто, Нелли?

– Его воспитательница.

– Проводишь меня к ней потом, – попросил Цицерон малыша.

Малыш кивнул. Он протянул лапу, в которой оказался кусок сыра: такой засохший, что, когда крысенок коснулся им решетки, она зазвенела словно от удара камнем.

– Давно хранил? – спросил Цицерон.

– Ага. Берег угостить, не ел. Вон тут немножко откусил…

– Спасибо, Улисс! – сказала Нелли, тронутая заботой малыша.

– А вас кормили? – поинтересовался Цицерон.

– Нет. И Нума переживает по этому поводу.

– Я вернусь, – сказал Цицерон и вышел.

Улисс легко протиснулся сквозь прутья решетки и оказался в камере-клетке.

– Я знаю, ты – человек! – сообщил он заговорщицким тоном.

– Пес горелый! Откуда?

– Бэсс сказала маме.

– О чем еще они говорили?

– О тебе и о том, что опасно держать человека в паге. А я не боюсь! Я вообще стану человеком.

– Как? – На мгновение Нелли почувствовала себя прожженной шпионкой рядом с бесхитростным сотрудником закрытого учреждения.

– Не знаю. Но хочешь, спрошу у Бэсс!

– Улисс, не надо! Зачем тебе быть человеком?

– Чтобы быть с тобой, сражаться с врагами и совершать подвиги!

Лучше бы она дала ему имя Маркус Безмолвный или Юлий Глупышка. С маленькими детьми надо действовать осторожно, не оставлять секретные данные без прикрытия. Найти новую тему и «заболтать» ребенка!

– Что это у тебя? – спросила Нелли, прикоснувшись к кулону, висевшему на шее Улисса. – Это же… человеческий зуб! Ты что, человека съел?

– Это подарок к Празднику первого резца! – с гордостью сказал Улисс. – Люди бросают зубы в щели, чтобы мы их находили.