Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кажется, Саша даже дышала через раз, наблюдая, как с каждым мгновеньем сокращается расстояние между ними. В теле нарастало желание, не поддающееся ни здравому смыслу, ни каким-либо иным объяснениям. Она даже Кирмана никогда не хотела ТАК.
При мысли о Филиппе сердце зашлось с бешеной скоростью. Снова стало больно, но эта боль взорвалась в сознании короткой вспышкой и разлетелась на мелкие осколки, сменяясь тягучим волнением во всем теле. Ей показалось, что именно теперь она впервые отпускает любимого человека. Расстается с воспоминаниями о его ласках и пьянящей нежности. Прощается. И тут же наткнулась на пронзительный взгляд Дмитрия. Он провел тыльной стороной ладони по предплечью, заставляя содрогнуться, словно от электрического разряда.
Обхватил ладонями ее лицо и притянул к себе, не причиняя боли, но держа так крепко, что Саша при всем желании не смогла бы вырваться.
– Здесь больше никого нет. Ни твоего мужа, ни… – усмехнулся почти зло, обжигая кожу глухим шепотом: – прежнего любовника. Если передумала, можешь убежать прямо сейчас. Но если останешься, знай, что я не намерен делиться ни с кем.
Она не ответила, но, впиваясь глазами в лицо мужчины, подчинилась мелькнувшей мысли о том, что уйти уже не сможет. Не хочет. До дрожи, до осязаемой боли желала продолжения. Его. Ближе, чем был кто-либо когда-нибудь в ее жизни.
Ладони накрыли плечи, освобождая их от тонких ленточек белья. Саша всхлипнула, пугаясь собственного желания. Слишком много. Слишком остро. А он еще только прикоснулся к ней…
– Подними руки.
Обожглась приказом и подчинилась быстрее, чем успела это осознать. Пальцы пробежались по спине, и невесомое кружево скользнуло вниз, лишая последнего эфемерного покрова. Взгляд мужчины настиг прежде, чем на нее обрушились до неприличия откровенные ласки.
То погружалась в бездну, то выныривала на поверхность, ослепленная ярким светом, смеялась, плакала, задыхаясь от неведомых прежде переживаний. Никак не могла насытиться и оторваться от него хотя бы на один вздох.
Дмитрий вдруг отодвинулся, и, словно она была невесомой, легко перевернул, опрокидывая на живот. Перед глазами черной пеленой промелькнули воспоминания о грубых руках и боли, рвущей на части и тело, и душу. Саша дернулась, пытаясь освободиться.
– Не надо… Дима… ТАК не надо.
Он удержал ее в том же положении, но, запустив руку в волосы, запрокинул голову назад. Горячее дыхание высушило слезы на висках.
– Я ведь уже сказал… Здесь больше никого нет, кроме нас с тобой… И здесь, – коснулся пальцем ее лба, – не будет.
Желание вытесняло страх. Выплеснулось наружу всхлипами, которые не получалось сдержать, а стеснение и робость сменялись бесстыдством, заставляющим все сильнее искать его ласк. Почти выпрашивать их, натыкаясь жаждущим телом на умелые касания.
Мужчина надавил на плечи, прижимая ее к постели. Губы прошлись по позвоночнику, задержались на пояснице, разжигая в теле еще больший огонь. Она словно стала сгустком ощущений, вмиг лишившись сразу всех мыслей. Могла только чувствовать, желая еще сильнее тех прикосновений, о существовании которых и не подозревала прежде.
Собственные пальцы сминали постель, впиваясь с такой силой, что будь ногти чуть длиннее, Саша сломала бы их. Перепутанные волосы закрывали лицо, но это было слишком слабым укрытием от потемневшего, жадного взгляда мужчины. Он не только полностью обнажил тело, позволяя себе то, что до него не делал никто другой, но как будто проник в сознание, угадывая даже сокровенное, и подчиняя в этот момент абсолютно все своему воздействию.
– Мне остановиться? – его руки на мгновенье застыли на бедрах, вызывая жалобный, голодный стон. Саша и не представляла, что способна желать кого-то до такой степени. Не кого-то – именно его – с невероятной силой.
– Не-е-ет… – он вряд ли мог услышать заглушенный подушкой шепот, но почувствовал ответ в очередном отклике ее тела. Прикусил кожу, тут же снимая боль касанием губ.
Его руки и рот, кажется, не упустили ни одной клеточки на теле. Она не знала, что умеет так чувствовать, не подозревала о существовании мест, прикосновения к которым затмевали рассудок, не догадывалась даже, что способна кричать, умоляя об облегчении, разлетаться на части, желая, чтобы этому не было конца.
Вряд ли смогла бы объяснить, сколько прошло времени, прежде чем удалось хоть немного прийти в себя. Дыхание слегка уравнялось, но внутри еще вибрировали волны наслаждения.
Саша потянулась на постели, встречаясь с обращенным на нее взглядом.
– Я встать не могу… Все дрожит… – прошептала, понимая внезапно, что не только руки и ноги, но даже голос не подчиняется.
Дмитрий улыбнулся, осторожно убирая с ее лица мокрую прядь волос.
– Это не обязательно делать прямо сейчас.
Только теперь стало заметно, что он так и остался в одежде. Черный свитер с высоким горлом по-прежнему тщательно скрывал от ее глаз все то, что теперь казалось еще более заманчивым. Лишь рукава слегка задрались, обнажая сильные руки, при одном взгляде на которые щеки начинали гореть. Его грудь вздымалась, будто от быстрого бега, а тяжелые вздохи выдавали напряжение, как и струйка пота, застывшая на виске.
Саша прикоснулась непослушными пальцами к щеке мужчины:
– Почему ты … сам… даже не разделся?
Он аккуратно убрал ее ладонь и, встав с кровати, набросил на женщину покрывало.
– А должен был?
Его скрипящий голос прозвучал как-то особенно жестко, заставляя напрячься. Она приподнялась на локтях, подтягивая ткань почти до шеи: теперь, когда стал заметен контраст между их внешним видом, находиться перед мужчиной обнаженной было более чем неловко.
– Я не понимаю… Что-то не так?
Дмитрий пожал плечами.
– Это тебе лучше сказать. Хотя, – он усмехнулся, – мне показалось, что ты вполне довольна. Или я ошибся?
Ей отчего-то стало холодно.
– Дима… Что происходит?
– Ничего. Все хорошо.
Он подошел ближе, но улыбка больше не была ни ласковой, ни соблазняющей.
– Ты ждала чего-то иного?
Саша плотнее закуталась в покрывало – напрасный жест: вряд ли на ее теле остался хоть кусочек, по которому не прошлись бы его руки или губы.
– Я просто думала… – осеклась, не зная, как закончить. Дмитрий тоже испытывал желание, или она настолько обманулась? Почему же, несколько раз доведя до экстаза ее, лишил удовольствия себя самого? Ведь рассчитывать на продолжение явно не приходилось.
На его лице не осталось ни усмешки, ни страсти – лишь усталость и затаенная