– Прошу прощения за беспокойство, – включил он свет в небольшой гостиной.

Из спальни донесся шорох, и мужской голос встревоженно спросил:

– Кого там черти принесли?!

– Хм, занятно ты, Белим, встречаешь гостей, – по-доброму засмеялся Агон.

– Простите, босс, не узнал, – появился тот в гостиной, натягивая на себя футболку.

– Ты один?

– Не совсем, – смутился Дибра.

– Извини, что я не вовремя.

– Ничего. У вас какое-то дело?

– Да, – показал торчащую из кармана бутылку Бардулла. И добавил: – Я покурю на балконе…

Улыбнувшись, доктор вернулся в спальню и подошел к накрывшейся с головой одеялом девушке:

– Ну, чего ты так перепугалась?

– Я же говорила, что не стоит этим заниматься перед операцией.

– Поверь, нашему боссу абсолютно все равно, чем мы тут и когда занимаемся.

– Зачем он пришел? – шепотом спросила Эра.

– Ему надо обсудить со мной кое-какие детали предстоящей работы.

– Посреди ночи?!

– А что в этом такого? Его голова постоянно занята нашими проблемами.

– Мне уйти?

– Я очень сожалею, Эра, но этот разговор может затянуться на пару часов. И тебе лучше при нем не присутствовать.

Она мгновенно соскочила с кровати и принялась лихорадочно натягивать на себя одежду.

– Не обижайся, милая, – подойдя сзади, обнял ее молодой человек.

Она не ответила.

Тогда он поцеловал ее в шею и зашептал в самое ухо:

– Я уже договорился с боссом о нашей с тобой поездке в город.

– Правда?! – обернулась она.

– Честное слово! Он пообещал отпустить нас сразу после окончания работы с этой партией «материала».

Улыбнувшись, она чмокнула его в губы и незаметно пробежала через гостиную к выходу в коридор.

Дождавшись ее исчезновения, Бардулла вернулся с балкона в гостиную, поставил на столик бутылку и, как ни в чем не бывало, произнес:

– Тащи широкие бокалы! – И лимон…

За час, проведенный за столиком под горевшим бра, они выпили почти всю бутылку. Доктор оказался неплохим хозяином – в его холодильнике были свежие фрукты и козий сыр. Виски шел под такую закуску отменно.

Белим впервые запросто пил с боссом. До сего дня общаться с ним приходилось довольно часто, иногда, выслушав обстоятельный доклад о проделанной операции, тот угощал его выпивкой. Но среди ночи, да еще в одном халате и босиком, Бардулла впервые заявился к нему и предложил составить компанию.

«Тоскливо мужику в одиночестве, – думал Белим, слушая рассказ Агона о своей жизни. – Ни жены, ни детей. А я даже не знаю, была ли у него вообще когда-нибудь семья…»

Бардулла всегда выглядел подтянутым и одетым с иголочки – как удачливый бизнесмен или чиновник новой волны. В холодное время года носил кашемировое полупальто, под ним – новенький дорогой костюм с белоснежной рубашкой и однотонным галстуком. Летом предпочитал легкие брюки и те же светлые рубашки. В любое время суток одежда была чистой и наглаженной. Общаясь с сотрудниками и подчиненными, он держал приличную дистанцию: никаких отступлений от официоза, ни одного намека на панибратство.

Но сегодня перед Белимом сидел совсем другой человек: бывший вояка, уставший от забот, нервной работы и одиночества, желающий простого общения и понимания. Кажется, ему понравилось общество доктора, и после третьей рюмки он даже предложил перейти на «ты».

– Скажи, а ты когда-нибудь проводил операции на сердце? – спросил Агон, подходя к открытой балконной двери и закуривая.

– Несколько раз ассистировал, а самостоятельно – нет, – ответил Белим, несколько удивленный таким вопросом.

– Это очень сложно?

– Да, это самые трудоемкие и ответственные операции в хирургии, если не считать работу нейрохирургов.

– Мы могли бы в наших условиях освоить извлечение и сохранение этого органа?

– Ничего невозможного нет, – задумчиво проговорил доктор. – Но понадобятся приличные затраты на дополнительное оборудование. А главное – придется расширить штат медицинского персонала. Почему ты спросил об этом?

– Видишь ли… заказчики не раз интересовались, почему я не поставляю этот орган. В год через нас проходит больше сотни доноров: мы извлекаем их почки, легкие, печень, суставы, кости… А сердца закапываем вместе с останками на лесной делянке. Непозволительная расточительность! А могли бы получать за каждое приличную сумму.

Признаться, Белим и сам давно размышлял над этим вопросом. Взвешивал все «за» и «против»; подсчитывал, во сколько обойдется попытка его решения. Когда он только начинал работу на вилле, то тоже имел ряд сомнений и побаивался: получится ли извлекать почки, печень и прочие органы?..

Получилось. Так зачем же останавливаться на достигнутом? Почему не идти вперед?

– Даже если ты закупишь все необходимое оборудование и укомплектуешь квалифицированную бригаду, то некоторое время все равно придется потратить на обучение, – сказал он. – Изъять из «материала» сердце – лишь половина дела. Другая половина – доставка его заказчику в полной сохранности и пригодности к трансплантации.

– Знаю, что задача не из простых, – согласился Бардулла. – Если бы было по-другому, я не стал бы изначально отказываться от выгодных продаж. Но, прежде чем принять такое важное решение, я должен услышать от тебя одну важную вещь…

Договорить хозяин виллы не успел. Дверь апартаментов внезапно распахнулась, ночная тишина сменилась топотом, возней и странными хлопками.

Оба одновременно обернулись на шум и почти сразу же упали на пол – по стенам защелкали пули.

Хирург лежал, обхватив руками голову.

Агон, словив грудью отрикошетивший свинец, хрипел:

– Кто позволил?.. Почему вы здесь?..

Человеческий организм – очень противоречивый механизм. В каких-то случаях он удивительно живуч, в других – хрупок и беззащитен. На самом деле лишить человека жизни одной пулей непросто, если, конечно, она не прилетает в голову. Смертельно опасных точек на теле немного: сердце, аорта, горло. После любого другого единичного ранения в тело большинство людей выживает. Выжил бы и Бардулла.

Понимая это, Докич хотел добить его из громкого «калаша», но Соколов остановил:

– Не шуми! Спроси прежде, кто он?

– Как твое имя? – опустился тот на колено.

– Агон… Агон Бардулла. Что вам нужно?

– Тот самый, – поднялся серб. – Хозяин бизнеса по извлечению органов.

В гостиной прозвучал последний хлопок «Вала», и Бардулла замолчал навеки.