В подобных переходах Якушев никогда не носил винтовку за спиной. «Винторез» всегда был готов к бою и находился в его правой руке. Леха стрелял отменно из любой позиции и без подготовки мог вогнать пулю в человека с двухсот метров. А уж если обстоятельства позволяли нормально прицелиться, то с одной попытки дырявил череп и с четырехсот.

Помимо любимого «винтореза», он всегда брал на операции пистолет «СР1МП» – новейшую модификацию «СР1» или «СПС». Его убойные боеприпасы «СП10», «СП11» и «СП13» с пятидесяти метров прошивали практически любые бронежилеты. К слову, предпочтение данному короткостволу отдавали и большинство других спецназовцев группы «Ангара». «СР1МП» был тяжеловат, но надежен, а в критических ситуациях вполне мог заменить мощные автоматы. Подобное оружие спецы брали исключительно для ближнего боя в пределах двадцати-тридцати метров. Пистолеты были без глушителей, ведь когда дело доходит до ближней заварухи – шум никакой роли не играет.

Помимо огнестрельного оружия, в арсенале Якушева имелась пара ножей, коими он тоже неплохо владел. В ранце лежали запасная оптика, моток веревки, лазерный дальномер, тюбик краски для нательного камуфляжа и многое другое. Все свое снаряжение Леха подгонял под себя вручную. Ведь снайпинг – профессия непростая. В ней зачастую жизнь зависит от каждой мелочи.

Через двадцать минут группа была уже внизу.

Соколов посмотрел на небо, потом на часы. Он рассчитывал прибыть сюда затемно, а вышло иначе – до захода оставалась целая прорва времени.

– Поднимались два с половиной часа, а спустились как на санках, – проворчал Жерин.

– Не говори, – поддержал его лежавший под соседним кустом Костин.

Оба с тоской смотрели на двухкилометровую вершину, которую предстояло штурмовать после пересечения очередной трассы.

Тем временем Соколов, снайпер и Докич были заняты наблюдением за дорогой. Движение по ней и впрямь не выглядело интенсивным – за пару минут слежки лишь один потрепанный грузовичок с копной сена в кузове тяжело прополз с востока на запад.

С одной стороны, это было неплохо. С другой – отсутствие явно выраженных «окон» не гарантировало отсутствия автомобилей в течение какого-то определенного времени, они могли появиться в любую секунду.

Соколов молчал, перебирая в голове способы преодоления данного препятствия.

– Разумно было бы пересекать трассу по одному, – предложил свой вариант проводник.

– А я считаю, надо действовать по-другому, – пробасил снайпер.

Якушев говорило мало, а если уж открывал рот, то его следовало послушать.

– Выкладывай, – согласился майор.

– Предлагаю расположить по одному человеку слева и справа от места пересечения с таким расчетом, чтобы им было видно метров по пятьсот трассы.

– Понял твою задумку. Неплохая идея.

Спустя полминуты в обе стороны ушли Тригунов и Губин.

– Первый! Четвертый на месте, – вскоре доложил Губин. – С запада никого.

– Первый, я – Шестой! – подал голос Тригунов. – Не дергайтесь – с востока шуршит колесами пикап.

– Понял вас. Продолжайте наблюдение.

Пикап промчался по асфальту, оставляя за собой пыльные облака. Сумерки сгущались, и водитель ехал, включив фары.

Когда огоньки стоп-сигналов исчезли за плавным поворотом, майор вызвал обоих наблюдателей:

– Четвертый, Шестой, я – Первый. Группа готова. Доложите, как только трасса будет свободной…

– Я родился в девяностом году в небольшом городке Косовска-Митровица, что в тридцати километрах к северу от Приштины, и застал ту страшную войну восьмилетним мальчишкой, – делился воспоминаниями Вул Докич. – Семья жила в новом шестиэтажном доме, в хорошей квартире. Жили мирно, никого не трогали; мои родители политикой никогда не интересовались. Мама работала продавцом в магазине, папа – водителем грузовика. Когда в девяносто восьмом начались столкновения югославских вооруженных сил и албанских сепаратистов, жизнь сразу изменилась. Закрылись школы, больницы, магазины и учреждения, люди потеряли работу, улицы наводнились солдатами…

Дорогу пересекли без приключений. К полуночи группа закончила тяжелое восхождение по склону очередного хребта и остановилась на его вершине для ночевки. Парни заметно устали, для успешного продолжения операции требовался серьезный отдых. Отыскав на плоской вершине удобный приямок, куда не задувал прохладный ветер, бойцы разбили бивак, развели небольшой костерок и уселись ужинать.

– …Тогда – в восемь лет – я и начал постигать азы жизни в оккупированном городе, – неспешно повествовал Докич, отвечая на чей-то вопрос о прошлой войне, разделившей когда-то мирную и большую Югославию на несколько мелких государств. – Первое, что понял: война неизбежно ведет к перебоям с водой и продовольствием. Мама успела сделать небольшой запас продуктов из магазина, а вот с водой было совсем плохо. Помню, как экономно расходовали последний запас из унитазного бачка, растянув его почти на неделю. Потом уж отец приноровился по ночам пробираться к речке и набирать там два пятилитровых бидона. Вода даже после длительного кипячения имела неприятный запах и привкус, но выбирать не приходилось…

У сербского офицера имелся в ранце небольшой запас провизии, состоящий из коробки сока и пары лепешек. Узрев его скудный рацион, спецназовцы поспешили поделиться шоколадом, мясными консервами, кофе и галетами. Поначалу тот отказывался, но потом уступил и принялся за нормальный ужин.

– …А еще у отца в небольшом сарайчике всегда хранились три канистры с бензином, – глядя на пляшущий огонек костра, рассказывал Докич. – Я и не представлял, насколько во время боевых действий подскакивает в цене горючее. Оно было буквально на вес золота. Помню, как первый раз мы обменяли три литра на две буханки хлеба и были счастливы. Потом благодаря бензину у нас появилось молоко, сыр и даже четверть бараньей тушки. А еще я понял одну простую вещь.

– Какую? – подсел поближе Жерин.

– Во время войны в населенных пунктах обязательно появляются мародеры; некоторые из них носят с собой трофейное оружие. Власти Югославии пресекали мародерство и отряжали на борьбу с этим явлением специальные подразделения. Так вот я понял, что, если ты одет в обычную гражданскую одежду и не имеешь оружия, то солдаты стрелять в тебя не будут. Остановят, проверят документы, расспросят… А если за твоей спиной болтается автомат, то шанс быть расстрелянным на месте очень велик. Именно поэтому в своих вылазках за водой отец никогда не брал оружия.

– Как же вы жили в таких условиях? – полюбопытствовал Якушев.

– Скорее выживали, – печально улыбнулся серб. – Примерно через месяц этой нервотрепки с постоянной стрельбой и облавами на улицах мы пришли к выводу, что квартира в новом доме нам больше не принадлежит. Однажды утром к нам ворвались военные и, не обращая внимания на возмущение моих родителей, устроили у балконного окна пулеметное гнездо. И, слава богу, что у отца и матери хватило ума не препираться с ними дальше – могли бы получить по пуле, и на том дело бы закончилось.