мая 1903 г. еще не возбуждено расследование?» — Видно, что его воспоминание осталось очень точным, и что те события еще сохранили для него логическую связь.

Истории отравления, которые были приведены в жалобе прокурору и инспектору, были рассказаны им в лечебнице без изменений. Подобных покушений на свою жизнь он рассказал позже множество. 23 марта 1904 г. он утверждал: «Всю зиму (1902/03 гг.) мне подмешивали отвары осеннего бессмертника», а 17 января он рассказывает врачу, что его жена добавляла ему в еду различные медикаменты, которые чрезвычайно его ослабляли. Он нашел у нее кубики бессмертника. Тому же врачу он рассказывает, что заметил в 1895 г., что его жена добавила ему в глинтвейн вещество. Она отказывалась пить, он выпил четверть литра, после чего всю ночь катался по полу и его рвало. Когда он хотел отнести рвотную массу для обследования в аптеку, его жена ее выбросила.

Прелюбодеяния со всеми деталями ситуации были рассказаны им сразу при первом приеме в лечебницу. Уже в 1894 г. он выгнал из кровати своей жены одного дессинатора по имени Шмидт. Как и другие события, это часто повторяется. В 1907 г. он подробно рассказывает это дело одному психиатру: в 1894 г. он впервые уличил свою жену на месте преступления. Это было одним воскресным утром. Жена знала, что ее муж в трактире, там он услышал, что у нее Шмидт. Он пошел туда. Дверь была закрыта. Он велел открыть и нашел обоих в кровати. На Шмидте была вся одежда, кроме рабочей блузы. Жена велела ему принести воды, для этого он пошел в кухню. Когда он вернулся, его жена держала в руке палку. Другой скрылся.

Когда в 1895 г. он был переведен, жена на новом месте сразу связалась с другими. Уже в августе случилось следующее: во время праздничного обеда певческого хора, которым он дирижировал в помещении школы, в конце объявили: мужчины должны по одиночке выходить в кухню, у фрау М. для каждого сюрприз. Один за другим во главе с бургомистром, они после этого выходили, всего 12. В конце она позвала его самого, отдалась ему и призналась ему, что и с остальными делала то же. На возражение, что это невероятно, он отвечает дополнением все новых подробностей, что 12-летняя девочка, имя которой он называет, вызывала по одному, что после ее признания он схватил жену за шею, что он был абсолютно мокрым и т. д. Так он рассказывал в мае 1903 г. И эта история оставалась неизменной. В 1907 г. он рассказал ее врачу и добавил, что двух последних он еще застал в кухне. В тот же год он использует эту историю в обвинительном акте, только здесь говорится, что подобное происходило частенько. 22 ноября 1907 г. он ходатайствует о допросе 12-летней девочки по имени X., которая, якобы, по одному звала певцов в кухню, далее о допросе одного певца, который тогда отказался. В тот же год он показывает совсем новое, что церковный певчий Коль угрожал ему после торжества, что если М. не будет молчать, они объединятся и отправят его в психиатрическую больницу. Его, Коля дядя также был там.

Далее при приеме в лечебницу М. показывает: однажды он проснулся ночью и услышал, что у его жены в постели на другой стороне комнаты кто-то есть. Прежде, чем он смог подойти, тот уже выскользнул из комнаты в чулках, как тень.

Прелюбодеяние с бургомистром, Лустигом и остальными в последние месяцы также «сидит» прочно. В 1907 г. он многократно обвиняет этих людей одинаковым образом. В 1907 г. добавляется, что он уже 27 июля 1896 г. в 11 ч. утра прогнал Лустига из кровати жены, о том же он сообщает спонтанно в 1909 г.

На вопрос, как он ко всему этому относился, М. заявил, что все эти чудовищные вещи долго выносил молча. Правда, ему становилось больно, но в такой маленькой деревеньке нужно вести себя тихо, также это место хорошее, и он не желал перевода, в конце концов его положение из-за поведения жены стало невозможным. Так же он считает в 1909 г., в несколько других словах, то, что он так долго тянул при постыдном поведении с принятием решительных мер, связано с особым положением, в котором находится учитель. Он не мог так просто выгнать свою жену. То, что он ходатайствовал о своем переводе, было первым шагом.

Жена, «сатанинская женщина», все время все отрицала, ругала его в страшных выражениях, называла тряпкой и т. п. То, что другие люди тогда за его спиной говорили злобные и презрительные слова, он подтверждает в последующие годы, это были как раз те, кто в лицо был к нему очень дружелюбен, например, бургомистр, который написал о нем хороший отзыв, но прелюбодействовал с его женой, и который в конце концов распорядился о его помещении в психиатрическую лечебницу. В 1907 г. М. распространяется также долгое время об общих чертах характера своей жены и представляет, будто она с самого начала превратила его жизнь в ад. «Поведение в супружестве ни в коем случае не было поведением преданной в любви и верности жены. Ее взгляды исходили из того, будто жена может действовать, как ей заблагорассудится, как она хочет; так она говорила неоднократно, если я предостерегающе и увещевающе повышал голос: это, якобы, меня не касается, она может делать, что хочет; или: ты для меня недостаточно умен, я тебя не за грош продам. Все ее поведение и отношение было поведением капризной, избалованной, лицемерной, хитрой и “непримиримой бабы”. Если меня бранили на все лады, то после этого я должен был еще говорить хорошие слова, чтобы обрести мир и покой. Жена зашла во всем своем поведении так далеко, что утратила всякое чувство стыда и уважения перед положением учителя. Она демонстрировала такие качества, которые я наблюдал только у тяжелобольных лиц в лечебнице, такие, как проклятия, буйство, хлопанье дверями, порча вещей. Если я сообщу Вам, господин доктор, что мне приходилось каждое утро вставать, чтобы сварить кофе для семьи, также вынужден был помогать ей по-разному в работе, наряду со школой, канцелярскими работами общины, службой органистом, с работами в саду управлялся совсем один, учил детей игре на скрипке и пианино, и тем не менее величался этой женщиной ленивым X. или Шт., тогда каждый придет к убеждению, что эта “баба” чрезвычайно злобная».

С течением лет стал богаче и инвентарь отдельных авантюрных обвинений. 25 октября 1907 г. он рассказывает, очевидно, в первый раз, в одном письме в суд первой инстанции относительно допроса свидетелей, примерно следующее: в январе 1903 г. для ремонта желобка сливной