Фонарик нашелся в наружном кармане рюкзака, Грэхем включил его и вошел в пещеру. Сразу же ему бросились в глаза свежие следы нескольких ног, ведущие в глубь пещеры. Грэхем направился туда и крикнул:

— Эй!

Вроде бы издали послышались голоса. Грэхем шел вперед, продолжая окликать девушек. Вот и белый известковый туннель, и летучие мыши на потолке, словно гроздья винограда…

Мэри Энн придавило камнем.

Вид у Камерон был ужасный, а в том, как она сказала: «Вы все равно не сможете помочь», ему послышалось что-то жуткое, Что-то бесповоротное, непреодолимое. Он продолжал идти вперед и время от времени кричал: «Эй!»

И вдруг совсем рядом заговорила женщина:

— Мы здесь! Сейчас я посвечу, — но голос был не Мэри Энн.

— Я уже иду! — крикнул Грэхем в ответ. Он вышел на широкую площадку, заваленную камнями разной величины, и увидел свет фонарика. Потом различил среди валунов хрупкую фигурку девушки — она махала ему фонарем.

— Стойте там, — приказал он.

— Слава богу, это мужчина!

Никогда еще Грэхему не приходилась слышать, чтобы кто-то так горячо превозносил его пол. Ему показалось, что он расслышал другой голос, что-то тихо говоривший.

— Мэри Энн? — окликнул он.

Мэри Энн сразу узнала его голос. Блестящие кольца рядом с ней шевельнулись, но она снова сказала себе, что Камерон права. Змеи не воспринимали ее как добычу. Если только лежать неподвижно, у них не возникнет желания ее ужалить.

А теперь здесь Грэхем! Он сможет сдвинуть камень.

Вдруг ей пришло в голову, что он не отважится спуститься на дно пещеры из-за змей. «И тогда я, наверное, разлюблю его», — промелькнула глуповатая мысль.

— Только не свети мне в лицо фонарем, — попросила она.

Он молча отвел фонарь, и по выражению его лица, едва различимого в темноте, она поняла, что он увидел змей.

— Ей придавило ногу камнем, а мне его никак не сдвинуть, — объясняла Анджи ситуацию. — Я только отодвинула парочку змей, чтобы расчистить место, но до самого конца еще не спускалась. Если мы спустимся вместе, я отодвину и других.

— Хорошо.

Мэри Энн увидела, как луч фонаря осветил спуск на дно пещеры, который Анджи уже преодолевала дважды. Грэхем передал фонарь Анджи.

— Посветите, чтобы я видел, куда наступаю.

И он опустил ногу.

Он спускается в змеиное логово! Конечно, вовсе не из-за нее. Это всего лишь джентльменское поведение. А она лежит на камнях, страдая от боли и собственного недомыслия, и даже пошевелиться не может, потому что тогда ее сразу же вырвет. И вдруг ногу уже не спасти?..

Но Мэри Энн не плакала и не собиралась плакать. Вместо этого она сказала:

— Камерон считает, что они сейчас все сонные, потому что зима. Они почти не шевелятся. Только иногда начинают шуметь.

Грэхем и сам заметил, что гремучие змеи производят немалый шум.

— Не бойтесь, ребята, я постараюсь не нарушать ваш сон.

Он старался не вспоминать когда-то виденную фотографию змеи с открытой пастью и двумя смертоносными, странно изогнутыми клыками. Известно, что, если змея решает напасть, она делает это молниеносно…

Хотя едва ли ядовитые зубы прокусят его сапоги, да и холщовые брюки достаточно крепкие.

Впрочем, с ним происходило нечто странное, нечто не имеющее отношения к его страху перед змеями. Змеи были тут, и много, но они не имели значения. Кроме одной, большой, у самой головы Мэри Энн, бренчавшей, как и другие, своей погремушкой.

Одно плечо Мэри Энн было как-то неестественно подогнуто. Анджи Уокман, которой оказалась вторая девушка, говорила без умолку: что Мэри Энн думает, что нога сломана, что плечо вывихнуто… Он прервал ее:

— Дайте мне ваш фонарь.

Фонарь оказался в его руке, и он осветил устланное змеями скальное основание. Если они не поползут, он сможет встать на горку камней как раз между ними. Грэхем посветил на камень, придавивший ногу Мэри Энн. Тот был размером примерно с ведро, и Грэхем прикинул, что сумеет с ним справиться.

Он ступил на поверхность между двумя блестящими клубками и схватился за камень.

— Детка, если я его приподниму, ты сможешь из-под него выбраться?

— Не знаю…

— Может быть, я тоже спущусь и попробую оттащить ее, когда вы приподнимете камень? — спросила Анджи.

Вот храбрая девчонка!

— Хорошо.

— По-моему, вам двоим тут не хватит места, — сказала Мэри Энн. — Я лучше сама. Я… себя заставлю.

Он встретился с ней глазами, пытаясь понять, насколько она в силах это сделать.

— Ладно. Тебе придется поднапрячься, потому что мне не хочется уронить его обратно на тебя.

— Да… — пробормотала Мэри Энн, нервно сглатывая.

Он подошел к ней вплотную, осторожно, чтобы не потревожить змей. Что, если змея только и ждет, чтобы он начал поднимать камень?..

«Мне придется сдвинуться с места, — твердила себе Мэри Энн. — Придется, несмотря ни на что».

— Я откачусь вправо, — с трудом выговорила она. — В твою сторону.

— Хорошо. — Он схватился за камень и сразу с тревогой отметил, что это известняк, который крошится и может вскользнуть из рук. — Ну — раз, два, три!

— Мэри Энн со стоном дернулась всем телом, волоча за собой ногу. Невыносимая боль пронзила ее, и все поглотила тьма.

— Нy и что, что я в постели? — настойчиво говорила Мэри Энн, обращаясь к Джонатану. — Главное — сделать так, чтобы можно было принимать звонки. Я не смогу пропустить передачу. Ведь это единый цикл.

Джонатан интересовался, какие лекарства она принимает. Мэри Энн перенесла две операции — на ступне и голени, но врачи были полны оптимизма.

И вот радиостудия временно переехала в двухместную палату, которую Мэри Энн делила с другой пациенткой, повредившей колено во время катания на коньках. Ее подруга по несчастью была по профессии биолог и, услышав историю Мэри Энн, направила коллег в пещеру Большого Джима, чтобы сосчитать зимующих там гремучих змей.

Мэри Энн повернулась к Грэхему, который устроился в кресле рядом с кроватью.

— Могу поспорить, что сегодня у нас будет много интересных звонков.

Тема сегодняшней передачи была: «Как определить подлинное чувство».

Она подведет слушателя к двум следующим передачам: «Признание» и «Скрепление отношений».

Грэхем ответил ей улыбкой, в которой уже не было равнодушия, угнетавшего ее до того, как он спас ее. Он не принес ей цветы, но появился в палате на следующий день после первой операции с игрушечной гремучей змеей, которую приобрел в магазине зоопарка. Мэри Энн назвала змею Жужей и уже любила ее больше, чем некогда любила Пушистика.