в каббалистической литературе представлению, до грехопадения Адама и Евы не существовало сексуальной похоти, потому что мужчина и женщина не были отдельными существами. Адам и Ева пребывали в состоянии божественной андрогинности (ду-парцуфин). В идеальном состоянии человека (ѓа-адам ѓа-шалем) не было гендерного раздвоения, различия между тем, кто дает, и тем, кто получает. Как отмечает Э. Вольфсон, согласно каббале,

задача homo religiosus состоит в том, чтобы восстановить женское начало в мужском, соединить их узами, преодолевающими гендерную дифференциацию путем создания полноценного мужчины, воплощающего мужское и женское начала. Онтологически в каббалистической теософии есть только один пол, ибо женский пол является частью мужского. Реинтеграция женского начала в мужское, которой способствуют традиционные религиозные обряды, воспроизводит онтологическое состояние Божественного до примордиального раскола, расщепления андрогинного человека на два пола660.

Соединение мужского и женского в конечном итоге основывается на поглощении или сдерживании «левой стороны» (пассивной стороны Строгого Суда) Древа эманации (сфирот) «правой стороной» (активной стороной Милосердия). В каббалистических текстах, в частности в Зоѓаре, высказывается убеждение, что, когда женская энергия отделяется от мужской, возникает вероятность того, что она превратится в чисто карающую или даже демоническую силу. Сексуальное соединение мужчины и женщины служит символом раскола некогда существовавшего андрогинного единства. В идеальном состоянии гендерная дифференциация нейтрализуется и женщина снова поглощается мужчиной661.

У нас нет возможности подробнее рассматривать здесь тему андрогинности в еврейской каббале. В этом нет необходимости по двум причинам: во-первых, ей посвящена обширная научная литература (укажем прежде всего работы М. Иделя, Э. Вольфсона и Ш. Мопсика)662; во-вторых, Поплавский едва ли мог быть знаком с большинством еврейских источников, которые в этой литературе обсуждаются. Тем не менее эта тема – одна из центральных (а может быть, и главная) в той религиозно-философской системе, которую Поплавский пытался разработать и которая до сих пор остается практически неизвестной, поскольку изложена в еще не опубликованных его текстах. В каком-то смысле Поплавский рассматривал само сотворение Богом человека как создание «женского» – «мужским». «Кстати, о самых тайных вещах, – пишет он в одной из своих работ. – Бог создал человека как жену себе. Ибо жить есть поток сил между двумя полюсами. Однако эта жена отвергла своего мужа, соблазненная более грубыми удовольствиями, узрёнными ею во сне»663. Еще в одном небольшом сочинении, «Rapports sexuels abstracts (разъяснения к [трактату] „Христос и Каббала“)» (1933), Поплавский интерпретирует самое начало творения как пракосмогонический акт зачатия:

Первые супруги есть Две непознаваемые бездны. Бездна добытия и бездна донебытия. Непознаваемый Бог в себе и вне него спящая бесформенная глубина возможности всякого Бога. Затем положительная бездна посылает, источает в отрицательную бездну свое семя – свое присутствие. Это семя <…> есть Даат каббалы664.

Скорее всего, как и в других случаях, его источниками служили сочинения уже известных нам оккультных авторов – Леви, Блаватской, Папюса, а также, как мы предполагаем, Г. О. Мёбеса, у которого эта тема становится одной из центральных; в частности, Мёбес утверждал, что восстановление совершенного состояния – это вполне практическая задача, для осуществления которой человек должен «астрально создать в себе андрогинат [буквы] ו [Тетраграмматона]»665.

Вместе с тем изначальная андрогинность Адама и катастрофический раскол в человеке и во всем мироздании, который привел к возникновению двух полов, – это вопросы, волновавшие целый ряд русских философов конца XIX – начала XX века, причем при их обсуждении они, как и Поплавский, обращались и к каббалистической традиции. Читал ли Поплавский сочинения В. С. Соловьева, П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова, Л. П. Карсавина? Это кажется вполне вероятным, тем более что он и сам упоминает некоторых из них в своих заметках (в частности, Соловьева и Карсавина). Среди рукописей Поплавского имеется текст «Флоренский», содержащий выписки из ранней статьи философа «О символах бесконечности. (Очерк идей Г. Кантора)» (1904), в которой Поплавский обнаружил близкие ему представления об актуальной и потенциальной бесконечности666.

Вернемся, однако, к нашей теме. В «Смысле любви» (1892–1894) Владимир Соловьев отмечает:

Но истинный человек в полноте своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих. Осуществить это единство или создать истинного человека как свободное единство мужского и женского начала <…> и есть собственная ближайшая задача любви. <…> Не к какой-нибудь отдельной части человеческого существа, а к истинному единству двух основных сторон его, мужеской и женской, относится первоначально таинственный образ Божий, по которому создан человек667.

В «Жизненной драме Платона» (1898), говоря о «пути истинно перерождающей и обожествляющей любви» и комментируя Библию, Соловьев заявляет:

Я могу указать здесь только основные условия, начало и цель этого высшего пути. Создал Предвечный Бог человека, по образу и подобию Своему создал его: мужчину и жену, создал их. Значит, образ и подобие Божие, то, что подлежит восстановлению, относится не к половине, не к полу человека, а к целому человеку, т. е. к положительному соединению мужеского и женского начала, – истинный андрогинизм – без внешнего смешения форм, – что есть уродство, – и без внутреннего разделения личности и жизни, – что есть несовершенство и начало смерти…668

Глубокий знаток европейского эзотеризма и христианских интерпретаций каббалы669, Соловьев пишет о задаче восстановления изначального совершенного андрогинного состояния, приближаясь в своих формулировках к тем, которые можно встретить в еврейских каббалистических источниках.

Сергей Булгаков в своем самом «эзотерическом» сочинении «Свет Невечерний» (1911–1916, публ. 1917), которое также, скорее всего, не могло не привлечь внимания Поплавского, постоянно ссылается на каббалу, рассуждая о создании человека, разделении полов, грехопадении, мистике брака и т. д.670 Более того, и он, и Поплавский пользовались одними и теми же источниками – французским переводом Зоѓара, выполненным Ж. де Поли, и переводами «Книги Творения» (Сэфер йецира). Особое внимание Булгаков уделяет каббале при обсуждении того, что он называет «мистикой пола» и мистическим смыслом «единения мужа и жены». Подчеркивая принципиальное различие в этом вопросе между взглядами Якоба Бёме и учением каббалы (в других моментах очень сходными), он пишет, что однозначно отрицательное отношение к женственности у Бёме контрастирует с «чувством глубочайшей реальности и изначальности», «ноуменальной праведности пола» в каббале, в чем он видит «отблеск эдемского брака Адама и Евы»671. Особенно привлекают Булгакова идеи Зоѓара об андрогинной, «муже-женской природе человека», а также о браке мужчины с «двумя подругами»: земной женой и супругой небесной, Божественным Присутствием (Шхиной)672. «Духовно-телесное соединение двух в одну плоть, как