Сэр Растер прогудел раздраженно:

– Он самому черту брат! Такие вопросы задает… Я уже с самого начала начал чувствовать себя вором, клятвопреступником и предателем. А потом дальше и дальше!

Сэр Макс посмотрел на меня за поддержкой и пообещал:

– Я им ничего не скажу!

– Эх, – сказал сэр Растер люто, – если бы это помогло… Если молчать, они скажут, что скрываем что-то преступное. Или, хуже того, покрываем преступления нашего майордома. Нет, сэр Ричард прав, как-то надо с ними сотрудничать…

– Я их ненавижу, – пожаловался Макс.

– А я? Но смотри на сэра Ричарда. У него власти побольше, а терпит. Сопит, а терпит.

Я молчал, пока они не выдохлись и уставились на меня, щас решу все и всех осчастливлю.

– Мне они тоже не нравятся, – сказал я с неохотой. – Но что делать, мы все можем не любить один другого, важно то, что идем в одном направлении и делаем общее дело. И враг у нас один.

Сэр Растер сердито засопел, но смолчал, Макс только вздохнул. Вошел сэр Жерар, молча положил на стол бумаги на подпись, сказал с легким поклоном:

– В городе объявились двое прорицателей…

Я прервал:

– Повесить!

Он перепросил:

– Обоих?

– Не обоих, – сказал я резко, – а всех! До единого. Вешать немедленно и без всякого суда. Это вредное и пагубное язычество! Господь дал человеку свободу воли, так что отныне все с нами, не поймешь что и как, или, говоря по-ученому, непредсказуемо. И кто пытается предрекать конец света или прочие глупости – вешать, даже не удостаивая чести быть подвергнутым пытке.

Сэр Растер и Макс помалкивали, а сэр Жерар сказал осторожно:

– В город пришел еще один… конец света не предрекает, но говорит, что уже родился Избранный. Вернет принадлежащий ему древний трон королей, восстановит королевство, будет новая династия…

Я отмахнулся:

– Вешать! Без разговоров. Господь всех сделал равными, хотя стартовые возможности у нас и разные, так что никому не уготована на блюдечке никакая избранность.

– Народ его слушает… – обронил он деликатно. – Кстати, он намекает, а иногда и говорит прямо, что Избранный – это вы, сэр Ричард.

Я запнулся на миг, быстро-быстро прогоняя в мозгу все варианты, плюсы и минусы, чем грозит и что могу поиметь, наконец сказал твердо:

– Повесить.

– Но, сэр Ричард…

– Что?

– А вдруг вы и есть Избранный?

Я сказал еще резче:

– Этот гад добивается, чтобы меня самого сожгли на костре!.. Не могут в просвещенном мире быть Избранные!.. Вообще их не бывает, но дикари слишком тупые, чтобы понимать, верят даже в гороскопы, но мы не они? То-то. Повесить! Иначе Церковь объявит меня Антихристом, и тогда мне самому мало не покажется. И все крестоносное войско не спасет. Напротив…

Он кивнул, раздавленный железными доводами, сути которых, судя по его виду, совсем не уловил, повторил тупо:

– Значит, схватить и повесить?

Я сказал резко:

– Повесить, громко и внятно объясняя, что любое пророчество унижает человека, связывая ему руки и превращая в бессловесного скота. Повесить за оскорбление народа Сен-Мари! Хотя…

Я запнулся, Растер и Макс не отрывают от меня взглядов, а сэр Жерар взглянул с вопросом в темных глазах:

– Что?.. Вешать не надо?

– Да, – сказал я. – Всех вешать – нехорошо. А то еще Вешателем обзовут!.. Лучше сожги. Это, правда, обходится дороже, но запоминается лучше.

– На пять повешенных одно сожжение? – уточнил он деловито.

– Сперва проверь, – посоветовал я, – как там с дровами. Если запас маловат, то на семь повешенных одно, а то и на восемь… Так, что там еще по списку?

– Танцы, – сказал он, – после повешения танцы.

– После повешения танцы, – повторил я с удовольствием. – Хорошая у нас жизнь! Без лишних затей.

Сэр Растер поднялся, за ним вскочил и Макс.

– Хорошая у нас жизнь, – прогудел Растер. – Если бы еще не люди из Ватикана…

Настроение у меня сразу испортилось, даже просмотрел бумаги на случай, если еще кого повесить или утопить, но, увы, это оказались скучнейшие сметы на строительство дороги к Тоннелю, однако просмотреть нужно внимательно, воровать здесь умеют лучше, чем в Армландии…

В коридоре, к моему удивлению, отец Габриэль беседовал с Максом. Тот морщился, кривился, но терпел, помня мое требование сотрудничать с прибывшими из Ватикана, но лоб покрыт испариной, а по красному как у вареного рака лицу я понял, что приходится очень несладко.

Увидев меня, прелат с удовольствием сказал с видом могучего кота, перед которым дрожит хилая мышь:

– Сэр Ричард, у меня к вам несколько вопросов…

– В другой раз, – отрезал я.

Он так изумился, что даже не догадался рассердиться.

– Но вы обещали помощь в расследовании!

Сэр Макс метнул на меня страдальческий взгляд, я мановением длани велел ему встать и бросил резко:

– Сэр Макс, в город прибыли послы от Кейдана. Срочно понадобилось ваше присутствие.

Сэр Макс обрадованно рявкнул в духе сэра Растера:

– Слушаюсь, сэр!.. Готов до последней капли крови…

Я поморщился:

– Надеюсь, обойдемся без крови. А вы, отец Габриэль, пока передохните. Наши люди уже стонут от вашей… въедливости.

– Вы сказали «въедливости»?

– Настырности, – сказал я зло.

– Это не настырность, – сказал он строго.

– А что?

– Это расследование.

Я видел, каким ненавидящим взглядом он провожал нас, не двигаясь с места, пока прошли весь коридор и свернули на лестницу.

На ступеньках Макс сказал с благодарностью:

– Спасибо, сэр Ричард! Спасибо!

– Не стоит благодарности, – буркнул я. – Мы еще не знаем, что это за послы и какую гадость от них ожидать.

Он воскликнул с жаром:

– Да что угодно, только не эти из Ватикана!

– Согласен, – сказал я. – А еще мне совсем не нравится, что они что-то вынюхивают совсем близко от моих покоев.

Макс воскликнул:

– Вот они!..

Я бросился к окну, Макс указывал вниз пальцем. В распахнутые ворота вливается, как живая радуга, отряд в ярких цветных одеждах. Оба герцога во главе группы наиболее пышно одетых всадников. На их счастье, погода на редкость прохладная, небо в тучах, и все смогли показать себя во всей пышности, а от обилия красок, цветов, блеска золота и драгоценных камней в глазах наступило мельтешение.