– Раз уж мы будем жить здесь вместе еще пять дней, ты должен как минимум рассказать мне, что происходит на самом деле. Почему Эмми так замыкается в себе? Где носит ее мать? Она вернется? Планирует время от времени навещать дочь? Честно, вы хоть раз задумывались о том, как из-за всего этого себя чувствует Эмми? – выпаливаю я.

Слова звучат куда резче, чем хотелось, но сейчас мне все равно. Передо мной стоит единственный человек, на которого в данный момент можно возложить ответственность за случившееся с Эмми. И пускай я до сих пор не видела, чтобы Нилл проявлял по отношению к ней что-то иное, кроме внимания и заботы, как ни крути, а он виноват хотя бы в том, что не может утешить дочь, быть рядом с ней, пока эта пародия на мать шляется где-то по белому свету!

Клянусь себе, что на этот раз не стану отвлекаться на чувства к Ниллу, а он в это время проходит мимо меня и тяжело опускается на диван. Карие глаза кажутся безжизненными, когда он отвечает на мой взгляд.

– Кара мертва.

– Что?

На миг у меня появляется ощущение, что маяк зашатался. Оглушенная, я нащупываю рукой что-нибудь, за что могла бы удержаться, ничего не нахожу и оседаю на пол.

– Но… Эмми знает?

– Теперь я уже не уверен.

– Ты…

– Я сказал ей, что Кара больше не вернется.

– Ты… Эмми… – Я ошарашенно трясу головой. Краем сознания отмечаю, что глажу рукой толстый ворсистый ковер, лежащий под столом перед диваном. – Что произошло?

Проходит время, прежде чем Нилл начинает рассказ.

– Мы с Карой никогда не были вместе, по-настоящему вместе.

Нилл осекается, а во мне все темнеет и леденеет. Он переспал с ней и кинул, когда узнал, что она забеременела. На ребенка ему было наплевать, возможно, он даже пытался надавить на нее, чтобы она сделала аборт.

Нет. Так нечестно. Нилл – не Кейден. Стоит выслушать его.

– Она пришла ко мне в студию в стельку пьяная. От татуировки, которую просила, я ее отговорил, она была… отвратительная. – Он тихо смеется, но в этом смехе нет ни следа легкости. – Два дня спустя она забежала сказать спасибо, и мы выяснили, что ходим в одни и те же клубы. Мы встречались пару раз, это всегда была смесь случайностей и пристальных взглядов друг на друга, понимаешь? Кара мне понравилась, показалась… абсолютно сумасшедшей. Громкая. Яркая. Она так много смеялась и была… живой. Естественно, рано или поздно до меня дошло, что она что-то принимала, не что-то определенное, а так, что предложат. Подняла меня на смех, когда я однажды сказал ей, что когда-нибудь это ее сломает. Ответила, что и без этого уже сломана, поэтому какая разница. Тогда я решил, что это просто одна из ее шуточек. Мы не так уж близко друг друга знали.

Сидя на диване, Нилл подается вперед, трет обеими руками лицо и проводит ладонью по волосам, после чего продолжает:

– Потом она как-то заявилась в салон совершенно не в себе. Рыдала и никак не успокаивалась, я перенес одного из клиентов и закрыл студию, чтобы побыть с ней. Мы легли на диван в дальнем углу салона, и тогда это просто случилось.

Он пристально смотрит мне в лицо.

– Я обнимал ее все это время, и она все-таки перестала плакать. Думаю, мы оба уснули, по крайней мере в какой-то момент я проснулся, когда она наклонилась надо мной. Посмотрела на меня и… если скажу сейчас, что раскаиваюсь в том, что произошло, это будет лишь отчасти правда. Тогда бы не было Эмми.

Он шумно выдыхает.

– После этого мы снова уснули, и я проснулся, когда она поднялась. Это было… странно. Я пытался понять, мы теперь… ну, вместе или нет, а Кара сказала, что ей нужно уйти, но даже не объяснила, куда именно. Еще я спросил ее, увидимся ли мы вечером, она ответила: «Да!» – и ушла, мы… не виделись больше четырех лет.

– Что?

Нилл беспомощно пожимает плечами.

– Я искал ее, спрашивал у всех ее знакомых, но она как испарилась. Как будто ее никогда и не было. Пара человек упомянули, что она вернулась к родителям в Эдинбург, Кара из Шотландии. У меня остался ее номер, но она не брала трубку, не ответила ни на одно из моих сообщений, а потом абонент просто отключился. Я долго задавался вопросом, почему Кара уехала, беспокоился, но в итоге… в общем, мы не так уж близко друг друга знали, – повторяет Нилл и, похоже, старается убедить в этом больше не меня, а себя самого.

– А дальше? – тихо спрашиваю я через несколько минут, потому что он замолчал. – Как ты узнал об Эмми?

– Кара приехала, – просто произносит Нилл. – Она приехала, презентовала мне Эмми, провела у меня одну-единственную ночь и на следующее утро пропала во второй раз, теперь уже – чтобы покончить с собой.

Мне на грудь словно опускается тяжелый камень. Я с усилием моргаю сквозь наворачивающиеся слезы.

– Что? – Голос у меня звучит так тонко, как у Эмми.

– Она была на взводе. В отчаянии. Но смеялась, как обычно. Сказала, что ради дочери перепробовала все. На какое-то время даже отказалась от наркотиков, как минимум от самых тяжелых, что бы это ни значило. Сказала, что ради Эмми хотела изменить свою жизнь и у нее почти получилось.

Нилл встает и нервно шагает к окну, а потом обратно к дивану.

– Они обе едва переступили порог моей квартиры, когда Кара представила меня Эмми как «твой папа»… без понятия, кого из нас это больше шокировало – меня или ребенка. Наверное, меня. Эмми хотя бы знала, что где-то у нее есть папа, Кара явно обо мне рассказывала, но я не знал ничего, совсем ничего! Поначалу я был в шоке, затем разозлился, а потом… это оказалось чересчур. Так как осознал не только то, что внезапно стал отцом, а что помимо всего прочего Кара чего-то меня лишила. Первых лет с… моим ребенком. С Эмми. Я хотел быть частью этого. Ты понимаешь?

Он стоит передо мной, обыкновенный мужчина в джинсах и футболке, татуированные руки, привлекательная внешность. На первый взгляд он – человек, с которым жизнь хорошо обошлась, которого все любят, однако от него исходит грусть, которая кажется почти ощутимой. Как ему так хорошо удавалось скрывать от меня такое горе?

Я неловко встаю, толком не понимая, как поступить дальше.

– Кара говорила, что увидела в беременности свой шанс, новое начало. Она хотела сжечь все мосты, покончить со всей своей прежней жизнью, и это не имело никакого отношения ко мне. – По лицу Нилла проскальзывает печальное выражение. – В ту ночь я не проявил к ней большого понимания. Забросал ее упреками, сказал, что она объявилась слишком поздно, я… не знал… если бы я только мог подумать…

Голос у него обрывается, взгляд блуждает по комнате, пока не натыкается на мой, и в эту секунду он, судя по всему, принимает решение.

– Я много чего еще ей высказал, фразы, о которых теперь жалею. Мы разговаривали всю ночь, ссорились, пока Эмми спала в моей постели. Уже почти рассвело, когда я отправил Кару в спальню к дочери и сам устроился в гостиной. А когда проснулся, Эмми стояла возле дивана, а Кары не было. Эмми сказала, что мама попрощалась с ней и пообещала, что скоро вернется, чтобы ее забрать. – Нилл слегка помотал головой. – Это единственное, в чем я еще виню Кару, все остальное… – На краткий миг он вжимает стиснутые кулаки себе в лоб, как будто хочет выдавить картинки из головы. – На кофеварке валялся конверт, в нем лежали документы, касающиеся Эмми, свидетельство о рождении и тому подобное, а кроме этого письмо от Кары. Она хотела еще раз письменно подтвердить, что я биологический отец Эмми и что она добровольно оставляет со мной дочь. А еще она желала мне всего наилучшего и просила всегда напоминать Эмми, что у нее есть мама, которая ее любит, всегда любила и…