— Ясно, — потрясенно выдохнула я, вообразив, как бедный оборотень голодает, только бы пригласить любимую на прогулку. — Вот это любовь!

Госпожа Громова обернулась и посмотрела на меня как на ребенка.

— Любовью сыт не будешь. Запомните это, Алевтина!

Я остановилась на пороге офиса, глядя на струи дождя. Очень хотелось домой, но вымокну же насквозь, пока дойду!

Может, попросить куратора оставить меня на ночь? Представив себе ее удивленно приподнятые брови и легкую улыбку на губах, я решительно шагнула вперед. Нет, только не теперь! Учитывая, что там будет Стэн… Как будто я хочу быть третьей лишней!

Можно срезать путь через дворы! Я свернула в проулок и ускорила шаг.

Струйки воды текли с волос по шее и спине, подол длинного платья промок почти до колен, а в туфлях хлюпала вода. Я сосредоточилась на том, чтобы поскорее добраться домой, и смотрела под ноги, стараясь избегать самых глубоких луж, поэтому чуть не упала, столкнувшись с кем-то или чем-то.

— Ой! — очень умно сказала я, пытаясь одновременно разглядеть неожиданное препятствие и отпрыгнуть назад.

Конечно, при этом я угодила в самый центр шикарной лужи, чуть-чуть не дотягивающей до озера.

— Гы! Пацаны, гляньте, какая русалка!

— Иди сюда, русалочка, мы тебя расколдуем!

— Чешую снимем и того… Оприходуем. Я первый!

И еще несколько шуточек на эту тему. Откинув волосы с лица, я посмотрела на веселящихся парней. М-да, гопники одинаковы во всех мирах, и совсем неважно, что эти ростом мне по грудь и их босые ноги покрыты густой шерстью.

Я молча выбралась из лужи и попыталась обойти веселящуюся компанию, но вожак схватил меня за руку, с неожиданной силой удерживая рядом.

— Эй, ты куда это? Ты идешь с нами!

— Нет! Отпустите меня.

— А иначе что? — осклабился он. — Заорешь? Ори, мне не жалко, менты все равно в такую погоду из дежурки не выходят.

Толпой окружив меня, недоростки дергали за платье и волосы, весело обсуждая, что со мной сделают.

Может, они накуренные или наколотые?!

— Что ты мусолишь? — рявкнул один из них, чьи шея и руки были сплошь покрыты татуировками. — Тащи ее внутрь!

Вдруг задрожали коленки и руки, а все разумные мысли выветрились из головы под влиянием первобытного страха.

— Пустите! — заорала я, пытаясь вырваться.

Наверное, это было глупо — такие банды наслаждаются, когда их боятся, — но я почти ничего не соображала. А ведь Стэн предлагал меня проводить! Почему я, дура, отказалась?! Глупая гордость…

Я пыталась отпихнуть наглые руки, шарящие по телу, и что-то кричала. Меня легко скрутили, не давая царапаться и брыкаться, и потащили в подъезд…

Странный лязг раздался, как гром среди ясного неба. Он нарастал, лавиной надвигаясь на застывшую банду. Хватка ослабла, и мне удалось обернуться.

О, какое это было зрелище! Хмурое небо и темные силуэты деревьев, на фоне которых гарцевал разгоряченный конь с всадником на спине. Блестела в свете фонарей кольчуга, развевался плащ за спиной, светлые волосы золотились в свете фонарей…

Гопники были похожи на жалких мышек, оцепеневших при виде кота.

— Отпустите даму! — потребовал приятный голос, и рыцарь потянул меч из ножен.

Это привело банду в чувство.

— Атас! — заорал главарь, и гопники порскнули в разные стороны.

Я стояла, трясясь от холода и пережитого ужаса, когда рыцарь поинтересовался:

— С вами все в порядке? — В его голосе слышалось такое участие, что из моих глаз брызнули слезы, хотя я изо всех сил пыталась улыбнуться. — Я Поль де Лакруа, рыцарь ордена Двойной Луны.

— Да! — с трудом выговорила я сквозь рыдания, не зная, как высказать свою благодарность. — Я… я Алевтина Звонарева!

Следующее, что я помню, — как он легко поднял меня на руки и устроил в седле…

Рыцарь о чем-то меня спрашивал, но я совсем не помню, о чем именно. Наверно, мне полагалось упасть в обморок или высоким слогом поблагодарить его за спасение, но на это не оставалось сил…

Он сдал меня с рук на руки ошарашенной госпоже Гадрке и отбыл. Она была так заинтригована, что хлопотала вокруг меня, как наседка над цыпленком…

Наутро я обнаружила, что приключение не обошлось без последствий: насморк, кашель и прочие прелести простуды были налицо — точнее, на лицо, нос и прочие части меня.

Болеть всегда неприятно, а в одиночестве неприятнее втрое. Некому было отпаивать меня горячим чаем и пичкать микстурами, измерять температуру и просиживать ночи у постели. Даже сходить в аптеку некому! От собственной ненужности и одиночества хотелось плакать…

Стук в дверь комнаты вырвал меня из полудремы, в которой я провела почти два дня.

— Войдите! — хрипло каркнула я, пытаясь пригладить волосы.

Может, это пришел Поль?

Дверь распахнулась, и на пороге показались… Стэн и госпожа Громова!

— Значит, вы действительно больны, — констатировала она, хорошенько меня рассмотрев.

Под ее взглядом я тут же вспомнила, что мои волосы растрепаны и давно не мыты, нос наверняка покраснел от слез и насморка, глаза опухли… Наверное, мой неприглядный вид эффектно оттенял цветущую красоту самой госпожи Громовой. Еще и Стэн притащился! Если что-то и могло сделать меня еще несчастнее, то именно это.

— Уходите, пожалуйста! — попросила я, затравленно глядя на куратора.

— Стэнли, откройте окно, — через плечо скомандовала она, не обращая ни малейшего внимания на мои возражения.

За следующие полчаса меня переодели в свежее (невзирая на протестующий писк), перестелили постель, накормили бульоном… Наконец госпожа Громова удовлетворенно оглядела результат своих усилий и велела Стэну сидеть тихо. Он, не споря, присел на стул в уголке.

Мне было до слез неловко под пристальным взглядом его голубых глаз.

«Теперь я ему точно не нравлюсь!» — мрачно подумала я и тут же отругала себя за глупые мысли. Можно подумать, раньше все было иначе!

Госпожа Громова тем временем делала какие-то пассы и бормотала непонятные слова.

Вдруг нахлынувшая приятная расслабленность волнами распространялась по всему телу. Хотелось зажмуриться, вслушиваясь в мягкий голос куратора, наслаждаться прикосновением к свежей прохладной простыне и ни о чем, ни о чем не думать…

Проснувшись, я с удивлением обнаружила, что чувствую себя здоровой и удивительно бодрой. Я повернула голову и обнаружила, что за окном уже светало, а на стуле у кровати, держа меня за руку, клевал носом Стэн.