Но эта атака была лишь началом длительной и изнуряющей борьбы. Тысячи воинов Палака и Тасия разбрелись по окрестностям, срезая камыш и рубя попадавшиеся деревья, собирая всё, чем можно было бы завалить ров. Работа кипела всю ночь, а наутро скифы и роксоланы снова изготовились к новому штурму. Вперёд опять выдвинулись стрелки, за ними шли воины со связками камыша и брёвнами, а дальше выстроились отряды пехоты, которым предстояло идти на приступ. Снова на защитников пролился дождь из стрел, и сотни скифских воинов ринулись заваливать ров. Понтийские лучники, стоя на стене, посылали в ряды врагов стрелу за стрелой, легковооружённые бойцы метали в степняков дротики и короткие копья, но ничто не могло остановить атакующих. Постепенно ров заполнялся и вскоре был засыпан полностью.

Лавина нападавших с боевым кличем хлынула вперёд, взметнулись и зацепились за камни крюки на верёвках, десятки лестниц были приставлены к стене, и по ним стали стремительно карабкаться кочевники. Бой закипел сразу по всей линии обороны. Тяжеловооруженные понтийские пехотинцы, держа сариссы обеими руками, кололи карабкающихся по лестницам скифов и роксолан. Греческие гоплиты сбрасывали атакующих ударами коротких копий и сваливали им на головы тяжёлые камни, которые заранее снесли на стены. Если же нападавшим варварам удавалось вскарабкаться на гребень, то их рубили кривыми махайрами, резали короткими ксифосами и сбрасывали вниз.

У понтийских ветеранов было перед степняками огромное преимущество: во-первых, они имели опыт подобных рукопашных схваток, а во-вторых, их надёжно защищало тяжёлое вооружение. Это не могло не сказаться на общем итоге боя. Не выдержав бойни на стене, скифская пехота начала отступление, а затем схлынула в ров и обратилась в бегство, оставив на укреплениях и у их подножия сотни погибших товарищей. Видя, что приступ не удался, царь Палак велел трубить отступление, и войска союзников стали покидать поле боя.

Когда же стемнело, чернота ночи озарилась громадным пожаром – бросая со стены в ров пылающие факелы и головни от костров, понтийцы подожгли дерево и камыш, заставив врагов весь следующий день снова заваливать это препятствие. И теперь каждую ночь воины Митридата жгли всё, что успевали за день сделать осаждавшие. Борьба за ров приняла затяжной характер, а накал битвы возрастал с каждым днём. Пока волны завоевателей расшибались о стены Херсонеса и Ктенунта, но как долго херсонеситы и понтийцы смогут продержаться, не мог предсказать никто. Слишком грозную силу привел из приднепровских степей скифский царь Палак.

* * *

Херсонес изнемогал под натиском степных полчищ. Горожане и воины гарнизона сражались отчаянно, хотя и понимали, что до весны вряд ли город сумеет продержаться. Приступ следовал за приступом, атака за атакой, ряды оборонявшихся редели, но измотанные яростной осадой защитники продолжали с городских стен и башен отражать врага. Зимнее море штормило, и свинцовые волны разбивались о прибрежные скалы, снежный покров накрыл обреченный город. Запасы продовольствия и дров подходили к концу, но исправить ситуацию возможности не было. Херсонес был изолирован от всего внешнего мира: с суши огромным вражеским войском, с моря – ветрами и бурями. И потому дозорные на башнях не поверили собственным глазам, когда увидели подходившие к гавани понтийские корабли. Это был Диофант. Полководец, выполняя волю своего повелителя, снова погрузил армию на суда, а затем, невзирая на смертельную опасность, бури и ветры, пересёк Понт Эвксинский и прибыл в осаждённый город.

План стратега был иной, чем во время первого похода. В этот раз Диофант решил высадиться непосредственно в Херсонесе и тем самым продемонстрировать осаждавшим всю бессмысленность их попыток взять город. Он рассчитывал, что в этом случае союзники просто снимут осаду и отступят и у него тогда появится возможность для маневра. Что, собственно, и произошло. Ибо Палак и Тасий, видя прибывшие корабли и войска Митридата, прекрасно поняли, что Херсонес теперь для них недоступен, а потому свернули лагерь и ушли в сторону Неаполя. Диофант этим моментально воспользовался. Он присоединил к своим войскам отряд гоплитов из Херсонеса и выступил в поход на Неаполь Скифский. Но всё пошло не так, как запланировал понтийский военачальник.

Погода резко испортилась, ударили холода, с хмурого серого неба повалил густой снег, а резкие порывы ветра швыряли в лицо бойцам мелкую ледяную крошку. Армия Диофанта с трудом пробиралась по голой степи, воины окоченевшими пальцами сжимали оружие, и конца этому походу не было видно. Но пронизывающий ветер смолк так же неожиданно, как и налетел, и теперь лишь топот тысяч ног да лязг оружия нарушали зловещую тишину в степи. Внезапно послышался далёкий и грозный гул, который становился всё ближе и слышался всё громче и громче. Стратег сразу понял, что это такое, и велел пехоте строиться в квадрат, а немногочисленную кавалерию поместил внутри боевого порядка. Стрелков и мобильные войска Диофант распорядился рассредоточить вдоль шеренг. И едва успел закончить построение, как появились скифы и роксоланы.

Тысячи стрел обрушились на понтийские ряды, тысячи копий и дротиков полетели в густые шеренги воинов Митридата. Вокруг понтийского каре закружился смертельный хоровод наездников, которые на полном скаку посылали в стрелу за стрелой в укрывшихся за щитами воинов Диофанта. Убыстряя бег своих коней, степняки всё сильнее сужали круги. Упали на снег первые убитые и раненые. Но тяжеловооруженные пехотинцы лишь теснее сдвигали щиты, а понтийские лучники открыли ответную стрельбу. Метатели дротиков, набранные из горных племён, точными бросками сбивали с коней проносившихся мимо кочевников, а пращники закидали вражеских всадников градом камней.

Но бой складывался явно не в пользу понтийцев. Убитых в их рядах становилось всё больше и больше, а количество раненых росло с катастрофической быстротой. Щиты сариссофоров и гоплитов были утыканы десятками стрел, они летели в лицо, падали сверху, и казалось, что спасения от них не будет. Но самое главное, что ситуация складывалось абсолютно безвыходная. Диофант понимал, что оставаться на месте смерти подобно, однако ещё хуже будет продолжить наступление или начинать отход. Потому что если он поведёт своё войско в боевых порядках и построенное квадратом, то этот путь займёт так много времени, что всех его солдат просто-напросто перестреляют. Причем вместе со стратегом.

Если же понтийцы перестроятся и будут отступать в походном строю, то атака скифской и сарматской тяжёлой кавалерии последует незамедлительно, и тогда итог боя предсказать будет нетрудно. Чтобы сейчас Диофант ни предпринял, результат был один и тот же – поражение. И потому полководцу только и оставалось, что наблюдать, как его воины один за другим падают на истоптанный и окровавленный снег. Царь Палак прихватил понтийского стратега словно кота за хвост, и сколько бы тот ни крутился, пытаясь вырваться из смертельного кольца, все его попытки были обречены на провал.

Но удача не покинула Диофанта. Стихший было ветер снова начал крепчать и задувать резкими порывами, поэтому скифские стрелы начало сносить в сторону. Хоть искусные лучники и стали делать поправку на ветер, однако стрелы уже летели не с прежней точностью, а поваливший снег и вовсе сделал стрельбу невозможной. Грозно ревели боевые рога скифов и роксолан, трубя отход, и огромная масса всадников, развернув коней, стала уходить с поля боя, быстро исчезая за снежной пеленой. Снег валил всё гуще и гуще, порывы ветра сбивали с ног, и понтийский стратег решил воспользоваться неожиданным подарком судьбы. Диофант велел войскам быстро перестроиться в походную колонну и спешно покинул поле сражения, со всей возможной скоростью двигаясь к Херсонесу. Впрочем, это отступление больше напоминало паническое бегство.