как правильнее поступить. Погладить ее по спине? Заговорить успокаивающим тоном? В мужском обличье я не имела столько свободы в утешении девушки, сколько обычно. Прикасаться к ней выглядело бы крайне непристойно. Кончилось тем, что я просто вручила ей банан:

– Вот, давай-ка поешь немного. А то ты какая-то бледная.

К большому удивлению, она с готовностью схватила предложенный фрукт.

– Ой, спасибо! Я еще со вчерашнего дня не ела.

Майра тут же очистила банан и откусила немного. Я присела на камень и пригласила ее тоже устроиться рядом. Когда она стала есть, плач сам собою прекратился. Я вытащила из заднего кармана мужнин носовой платок и протянула ей.

– Не хочешь мне рассказать, что случилось? Может, я смогу тебе как-то помочь?

Девушка взяла платок и высморкалась.

– Простите, мне не следует тут находиться, – сказала она. – Я такая дурочка, что сюда пришла!

– Что стряслось, Майра? – спросила я как можно ласковее.

– Дон Томас меня уволил. И я сама… сама в этом… виновата-а. – Тут она снова разразилась плачем.

Я все же отважилась коснуться ладонью ее спины:

– Ну, успокойся, слышишь? Я ничего не могу понять, когда ты плачешь. Можешь мне рассказать, почему он тебя рассчитал?

– Потому что я… – Она быстро прикрыла глаза носовым платком. – Потому что я жду ребенка.

Непроизвольно я взглянула на ее живот. Я и прежде видела, что он немного выпирает, но решила, что вызвано это тем, что женщины из низших сословий очень часто не носят корсетов. А еще я припомнила, что в тот день, когда мы впервые встретились, на ней было широкое свободное платье. Быть может, тогда она еще пыталась спрятать под одеждой свой растущий живот. Так что теперь ее заплаканный вид у двери местной знахарки обрел объяснение.

– Гореть мне теперь в аду, – мрачно молвила она.

– Ну что ты говоришь такое! Ничего подобного. Женщинам от начала времен доводилось зачинать детей вне брака.

– Да, но ведь не со святыми же отцами!

«Со святыми отцами?!»

Майра тут же закрыла ладонью рот.

– Майра, о чем таком ты говоришь? Кто отец твоего ребенка?

Девушка уронила на землю банановую шкурку, словно вконец обессилела.

– Послушай, я просто хочу тебе помочь. – Немного поколебавшись, я протянула руку и взяла ее за предплечье. – Но ты должна рассказать мне всю правду. Так кто отец твоего ребенка?

Она пробормотала какое-то имя, но я не смогла его толком разобрать – или, быть может, просто не могла поверить своим ушам.

– Кто? – переспросила я.

– Отец Альберто.

«Мой брат?»

Я снова поглядела на ее живот. То есть она носила сына моего брата?

Моего племянника?

– А сам-то он об этом знает?

Ответ у меня всплыл в голове еще до того, как девушка его произнесла. Естественно, он в курсе. То-то он показался нам вчера в Винсесе таким выбитым из колеи!

– Знает.

– А давно это… Давно уже между вами эти отношения?

Майра опустила голову.

– Вы ведь никому не скажете, правда?

– Разумеется, никому.

– Это началось, еще когда я жила в Винсесе, больше года назад. До того, как я получила работу у дона Томаса.

Я была поражена. Мой брат – святой отец – столько времени пребывал в недозволенной связи со служанкой адвоката? Впрочем, если разобраться, в этом не было ничего особо удивительного. Я всегда считала, что требовать от молодого мужчины целибата на всю оставшуюся жизнь – означает идти против природы. Но Альберто, казалось, был всецело удовлетворен выбранной стезей и им двигали скорее интеллектуальные устремления, нежели плотские. Но, судя по всему, у меня сложилось неверное представление о нем. Или же он просто без памяти влюбился в эту девушку?

– Мы знали, что это нехорошо. – Она сжала пальцами платочек Кристобаля. – Надеялись, что, когда я перееду в Гуаякиль, мы сможем положить этому конец. Мы не виделись несколько недель, но однажды Альберто появился в доме у дона Томаса. Сказал, что ничего не смог с собой поделать. Что он ужасно по мне тосковал. После этого он стал приезжать каждый месяц, чтобы со мною повидаться.

– А что сам он говорит об этой… ситуации? – спросила я.

– Он колеблется то туда, то сюда. – Она громко шмыгнула носом. – Он всегда говорил, что любит меня, что однажды увезет меня отсюда, в другой какой-то город. И мы сможем начать новую жизнь там, где нас никто не знает. Но теперь все переменилось. Когда я сказала ему, что дон Томас меня уволил, потому что обнаружил, что я с животом, Альберто сказал, что мы пойдем к curandera и узнаем, сможет ли она… – девушка заметно понизила голос: – сможет ли она как-то избавить меня от этого.

– И она смогла?

– Нет. Он… то есть мы… передумали. Он не стал даже со мной к ней заходить. Сказал, что это смертный грех.

Это также объясняло, почему на нем в тот день было мирское облачение.

Майра закрыла лицо руками:

– Я сама во всем виновата! Если бы меня так не мутило в последние несколько недель, дон Томас ни за что бы не догадался.

– Ну, рано или поздно он бы все понял. Беременность, знаешь, не то, что можно скрывать вечно.

– Да, но тогда у меня было бы больше времени, чтобы скопить какие-то деньги.

Нетрудно было понять, почему мой брат так прельстился Майрой. В ней была этакая беззащитная хрупкость, так неотразимо действующая на мужчин. Длинные черные ресницы изящно заворачивались к бровям, губы были полными и влажными.

– А каких действий теперь Альберто хочет от тебя?

– Он попросил меня дать ему время. Обещал, что сделает все как надо. Он говорит, что скоро получит деньги. То ли наследство, то ли что-то вроде этого, и тогда мы сможем отсюда уехать. Но, мистер! Я уже больше не уверена, могу ли ему верить! – В глазах у нее вновь набрякли слезы. – Он уже мне это говорил – но денег так и нет, а я не могу ведь ждать вечно! Мне надо найти место, где жить, и деньги, чтобы растить ребенка. Вот почему я сюда пришла – узнать, не поможет ли мне сестра с работой. Она единственная моя родственница в этих краях. Иначе я бы и близко не сунулась к семье Альберто.

– А Хулия знает, что это дитя от Альберто?

Майра прижала платок к носу.

– Она пообещала, что никому об этом не расскажет. Но теперь я в этом не уверена, она так на меня сердита. Сказала, что я ей все испортила.

«Все испортила?» – недоуменно повторила я про себя.

– А что это