Имоджен что-то кричала в ухе у Фара, пелена дыма вокруг сгущалась, превращаясь в туманный полог, — пламя подбиралось все ближе. Фар ни на что не реагировал, потому что грезил наяву. Одиннадцать лет он думал об этом моменте. Думал в Академии, во время экзаменов на симуляторе, воруя сокровища и надрываясь от смеха со своим экипажем. Чем бы он ни занимался, на заднем плане сознания постоянно присутствовали сын и мать, воссоединившиеся где-то в глубине истории. Он воображал эту сцену на тысячу разных ладов, в самых разных веках и декорациях. Теперь, когда она стала явью, ему с трудом верилось в реальность происходящего. Все правильно. Все шло слишком хорошо, чтобы быть…

Но тут Эмпра взяла лицо Фара в свои ладони. Это было прикосновение матери — моментально узнаваемое и вызвавшее бурю эмоций.

— Мне сейчас восемнадцать, — сумел выговорить он.

— Восемнадцать, — прошептала она. — Берг, ты это видишь?

Берг здесь? Ну конечно. На «Аб этерно» он занимал должность историка и пропал вместе со всем экипажем. Формально Фар потерял в катастрофе одну родительницу, но в своем сердце недосчитался двоих. Истории, которые Берг рассказывал ему на ночь, его машины времени из картонных коробок, объятия, от которых трещали кости… Фар остро ощущал нехватку всего этого. И тогда, и до сих пор.

— Берг? — Мать нахмурилась. — Ты меня слышишь?

— Ты так и не вернулась. — Слова ранили сильнее, чем Фар ожидал, словно в одну фразу вместились все одиннадцать лет рыданий в подушку и все разговоры взрослых, сводившиеся к какой позор, какой стыд, какая жалость, кто бы мог подумать. — Никто из вас не вернулся. Я ждал одиннадцать лет, мама…

— Одиннадцать лет? — Эмпра Маккарти застыла; ее округлое лицо с острым подбородком слегка дрогнуло. Фар понимал, что, возможно, разрушает порядок вещей, рассказывая о своем прошлом и ее будущем, но то, что потеряно, уже потеряно и запечатлено на гранитных мемориальных плитах в штаб-квартире Корпуса. — Но я же улетела только вчера. О, Фарвей… Фарвей, прости. Я думала, мы справимся…

Пальцы, касавшиеся его щек, задрожали.

— Справимся с чем? — спросил Фар.

— Наша навигационная система дала сбой, и мы приземлились в сотнях лет от места назначения, и как назло, в запасе не оказалось топливных стержней. Для второго прыжка нам не хватало горючего. Двигателям «Аб этерно» пришлось работать на благовониях, и мы спалили их целую кучу, чтобы добраться сюда с плато Гиза. Берг знал, что библиотека сегодня сгорит, и мы подумали, что если я здесь появлюсь, то могу встретить рекордера и послать сигнал бедствия. И вот ты здесь…

— Вы застряли? — Неудивительно, что спасательные подразделения Корпуса не нашли «Аб этерно», выскочившего из Решетки на расстоянии двухсот с лишним лет от намеченной даты. — Но…

— ФАРВЕЙФарвейФарвейФарвей Фарвейтыменяслышишь? — Голос Имоджен срывался на нечленораздельный крик. — Возвращайсянакорабль — сейчасже!

Дым за полками расступился, и из него выскочила Элиот в парике, сбившемся на обезумевшие глаза; размахивая руками, она притормозила сандалиями прямо по разбросанным свиткам, ухватила Эмпру и Фара и принялась тянуть их прочь, топча подошвами труды Беросса. При этом она вопила:

— Скажи Грэму, чтобы сделал подлет на «Инвиктусе» через внутренний двор! Надо убираться отсюда!

Фар уперся пятками в пол.

— Свитки…

— Оставь их! — бросила Элиот. — Они нас только задержат. — Ногти ее впились в бицепс Фара, как пять острых полумесяцев, почти до крови.

И все же он попытался объяснить:

— Я не хочу, чтобы Лакс содрал кожу с моей задницы…

— Лакс — пустышка! — Элиот продолжала тянуть. — Никто!

— Выполняембыстрыйподлет будемпрямосейчас какпоняли? — Что там кричит Имоджен? От криков, суеты и дыма шла кругом голова. — Фарвеймывтридцатисекундах слушайчтотопроисходит чтотоневероятное Грэмговорит нужнопрыгатьпрямосейчас.

Мать тоже застыла, ошеломленная, и только смотрела на Элиот с каким-то загадочно-странным выражением лица.

— Мы раньше встречались?

Элиот сжала пальцы крепче. Фар зашипел. Теперь она точно разодрала ему кожу до крови.

— Надо убираться, пока оно нас не настигло.

— Мы на порядочном расстоянии от огня, — возразила мать.

— Не от огня! — Элиот тащила, дергала и тянула. Парик соскользнул и упал на папирусы, исписанные такими же черными чернилами. — От Угасания!

— От чего? — переспросил Фар.

— Этот момент… разрушается. Погружается в небытие. И мы погрузимся, если останемся здесь немного дольше. Надо возвращаться на «Инвиктус» и уносить задницы в Решетку, пока Угасание нас не стерло! — В словах Элиот сквозили смертельный ужас и неудержимое желание выжить. — Время коллапсирует!

Коллапсирует? Разрушается? Погружается в небытие? Как?

— ОнаневретФарвей Грэмговориттожесамое числанавигационнойсистемы исчезаютчтобыэтонизначило!

— Бежим к «Инвиктусу»! — прошипел Фар и сорвался с места.

— Я свой экипаж не брошу! — На этот раз уперлась Эмпра. Элиот цеплялась за ее запястье, но мать Фара не уступала, и обе руки напряглись. — Берг… Берг? Ты меня слышишь? Док? Николас?

— Мама! Идем! Мы должны… — Слова застряли в горле, когда Фар обернулся и посмотрел на мать. Она казалась меньше ростом, но осталась прежней — одиннадцать лет вместились в один день. Но эта мысль бледнела по сравнению с тем, что вливалось в окно за ее спиной.

Дым, столбом поднимавшийся в конце ряда полок, на самом деле дымом не являлся. Он состоял то ли из темной золы, то ли из белого пепла. Он состоял… из пустоты. Мир превратился в симулятор, в котором отключались панель за панелью, только вместо них не оставалось перламутрового свечения голографических экранов. Александрийский маяк уже исчез. Исчезли боевые корабли в гавани. Стерлись пыльные пальмы, блещущие воды канули в небытие.

У всех катастроф, которые довелось наблюдать Фару, имелась одна общая черта — шум. Эти отнюдь не камерные мероприятия сопровождались визгом пуль, криками, потоками пламени, словно извергаемыми огнедышащим драконом, боевыми барабанами и армейскими оркестрами выбирай на любой вкус. Разрушение всегда оказывалось громкой, ревущей штукой.

Небытие было другим.

Угасание сопровождалось абсолютной тишиной, так что было слышно, как стучит сердце. Пустота надвигалась на них, растворив в себе окна библиотеки, поглотив камни, полки и свитки, и Фар почувствовал, как в жилах стынет кровь. Он словно оказался в кошмарном сне; все вокруг окрасилось в какие-то тусклые красноватые оттенки. Мать что-то кричала в свой коммуникатор, не ведая, что творится за ее спиной, хотя Угасание уже начало поглощать звуковые волны ее голоса.

— БЕРГ! Берг! Берг! Берг!