Удовлетворенный словами Леонардо, Эцио простился с художником и направился к «Спящему лису». Он опаздывал, однако встреча со старым другом оказалась более чем плодотворной.

Войдя внутрь, Эцио обрадовался тому, что постоялый двор по-прежнему не знал отбоя от посетителей. Он направился к частным покоям и остановился возле двери, где воры, как обычно, несли караул. И вдруг, словно из воздуха, перед ним возник сам Лис.

– Buongiorno[94], Эцио!

– Ciao[95], Ла Вольпе!

– Рад тебя видеть. Что-нибудь понадобилось?

– Давай посидим в тихом уголке.

– Пойдем к нам, в… контору.

– Лучше останемся здесь. То, о чем я намерен рассказать, предназначается только для твоих ушей.

– Отлично. Мне тоже есть что тебе сказать.

Постоялый двор имел таверну, куда они и прошли, расположившись подальше от посетителей, занятых выпивкой и играми. В это время дня народу в таверне было немного.

– Нам пора нанести визит актеру Пьетро, любовнику Лукреции, – сказал Эцио.

– Годится. Мои люди уже следят за ним.

– Прекрасно. Думаю, найти его несложно. Особенно при такой известности.

Ла Вольпе покачал головой:

– При его известности у него есть свои телохранители. Возможно, сейчас он вообще спрятался, поскольку боится Чезаре.

– Его можно понять. Но постарайся его найти. А теперь – о чем ты хотел мне рассказать?

Ла Вольпе помешкал, словно борясь с собой.

– Дело щекотливое… Эцио, я надеюсь…

– Говори!

– Кто-то предупредил Родриго, чтобы держался подальше от Кастель Сант-Анджело.

– И ты думаешь, что этот кто-то… Макиавелли?

Ла Вольпе молчал.

– У тебя есть доказательства? – напирал Эцио.

– Нет, но…

– Я понимаю: Макиавелли вызывает у тебя подозрения. Но, Джильберто, подозрения не должны разводить нас в разные стороны.

В этот момент дверь таверны шумно распахнулась. На пороге появился раненый вор.

– Плохие новости! Борджиа знают о местонахождении наших шпионов! – выкрикнул он.

– Кто им донес? – загремел Ла Вольпе, вскакивая из-за стола.

– Сегодня утром господин Макиавелли расспрашивал нас про поиски актера Пьетро.

Пальцы Ла Вольпе сжались в кулак.

– Ну что, Эцио? – тихо спросил он.

– Они захватили четверых наших, – сообщил вор. – Мне удалось сбежать.

– Где?

– Недалеко отсюда, у церкви Санта-Мария дель’Орто.

– Пошли! – крикнул Ла Вольпе.

Эцио молча кивнул.

За считаные минуты люди Лиса оседлали лошадей. Ассасины выехали из конюшни постоялого двора и помчались в указанном направлении.

– Я до сих пор не верю, что Макиавелли стал предателем, – сказал Эцио, пока они ехали.

– Он на время затаился, чтобы отвести наши подозрения, – бросил Ла Вольпе. – Но против фактов не попрешь. Сначала атака на Монтериджони, потом история с Кастель Сант-Анджело и, наконец, арест наших шпионов. Он стоит за всем этим.

– Поспешим! Рассуждать будем потом. Возможно, мы еще сумеем вызволить твоих людей.

Они неслись по узким улочкам, стараясь никого не задеть и ничего не опрокинуть. (Последнее удавалось не всегда.) Люди и куры торопились убраться с их дороги, но, когда на пути оказались караульные Борджиа, Эцио и Ла Вольпе, не побоявшись поднятых алебард, попросту раздавили их копытами.

Не прошло и десяти минут, как они достигли церкви, названной раненым вором. Солдаты Борджиа уже заталкивали четверых шпионов в крытую повозку, как всегда не церемонясь и лупя пленных эфесами мечей. Эцио и Ла Вольпе появились здесь, словно карающие демоны.

Выхватив мечи, ассасины умело направили лошадей так, чтобы отсечь солдат от пленников и рассеять их по площади перед церковью. Правая рука Ла Вольпе крепко сжимала меч. Левой он откинул поводья, удерживаясь в седле за счет ног. Направив свою лошадь к повозке, он выхватил у кучера кнут и что есть силы ударил по бокам впряженных лошадей. С неистовым ржанием те взвились на дыбы, затем начали топтаться, дергая повозку в разные стороны. Напрасно кучер пытался их успокоить. Затем Ла Вольпе бросил кнут и, сам чуть не падая, снова подхватил поводья и поспешил к Эцио. Пятеро солдат, окружив Аудиторе, пытались расправиться с ним и лошадью, коля невинное животное остриями алебард. Угостив нескольких солдат ударами меча, Ла Вольпе дал Эцио выбраться из кольца и свалить ближайшего к нему солдата ударом под ребра. Развернув лошадь, Аудиторе отсек голову еще одному нападавшему Рядом Лис расправлялся с последним. Остальные уже были мертвы или ранены. Кому-то удалось сбежать.

– Что глаза расставили, черти? – прикрикнул на своих Ла Вольпе. – Живо домой! Мы туда же, следом за вами!

Недавние пленники, придя в себя, поспешили убраться с площади, просочившись сквозь небольшую толпу зевак, собравшихся поглазеть на побоище. Эцио и Ла Вольпе поехали следом, как пастухи, заботящиеся, чтобы ни одна из «овец» не исчезла по дороге.

В «Спящий лис» они вошли не с фасада, а через потайной боковой вход и вскоре опять собрались в таверне, которую успели очистить от посетителей и закрыть двери. Ла Вольпе заказал пострадавшим выпивку. Ждать, пока ее принесут, он не стал, а сразу же начал допрос:

– Что вы сумели разузнать?

– Хозяин, мы узнали, что того актера вечером должны убить. Чезаре посылает на дело своего «мясника».

– Это кого? – спросил Эцио.

– Ты его видел, – ответил Ла Вольпе. – Микелетто Корелья. Такое личико однажды увидишь – на всю жизнь запомнишь.

И действительно, память услужливо воспроизвела Эцио лицо того, кого Чезаре, осадивший Монтериджони, представил как свою правую руку. Впрочем, этого молодца Аудиторе видел и сравнительно недавно возле конюшни в замке Сант-Анджело. Жестокое, потрепанное лицо делало Корелью намного старше своего настоящего возраста. Эцио запомнились жуткие шрамы возле рта, отчего казалось, будто «мясник» все время язвительно улыбается. Корелья – так назывался наваррский край, где делали замечательное вино. Как же получилось, что в краю добропорядочных виноделов уродился этот палач и убийца?

– Он знает полторы сотни способов убийства, – продолжал Ла Вольпе, – но его любимый способ – удушение… Надо признать, Корелья – самый искусный убийца во всем Риме. Из его рук не ускользнула ни одна жертва.

– Будем надеяться, что этим вечером он впервые потерпит неудачу, – сказал Эцио.

– Ребята, вы знаете, где сегодня выступает этот пылкий любовник? – спросил у своих воров Ла Вольпе.