ты хочешь сделать, то, что ты пытаешься донести. Твоя карьера. Твои цели. Твоя повестка дня.

— Ты серьезно хочешь поговорить о повестке дня прямо сейчас? Скажи мне, Том, куда мы направлялись? Ах да, в Чикаго, который, уверяю тебя, уже давно не значится в моей отпускной программе. И почему мы снова ехали в Чикаго?

Я скрещиваю руки.

— Потому что там живет моя семья, и это Рождество. Я не должен оправдывать то, что хочу провести праздники с семьей.

— Но не поэтому мы должны приехать туда именно в канун Рождества. Не так ли, Том? — Ее голос тихий, взгляд такой же спокойный.

Это идеальная возможность сказать ей правду.

Но я ее не принимаю.

ГЛАВА 31

КЭТРИН

24 декабря, 7:32

В какой-то момент становится мучительно ясно, что идти пешком — наш единственный выход.

Мы идем минут пять.

Может быть, десять.

Мой темп начинает замедляться.

Снегоочиститель, который проезжал раньше, видимо, решил на этом закончить, потому что впереди дорога покрыта снегом по колено. И хотя я, по крайней мере, прислушалась к совету Тома надеть сапоги на каблуках вместо туфель на шпильках, они замшевые, и мои ступни кажутся ледяными.

Том тоже замедляет шаг, пока мы молча не останавливаемся. Не говоря ни слова самодовольства, Том мягко берет меня за руку и ведет к обочине дороги.

Пошел снег, но это мягкий, приятный снегопад. Конечно, чем дольше мы будем здесь находиться, тем менее приятным он будет. Но я не могу об этом думать. Или о том, насколько безнадежной сейчас кажется наша ситуация.

Вместо этого я делаю глубокий вдох и неловко забираюсь на ограждение. Металл холодный, даже сквозь ткань моих брюк, но, по крайней мере, так я могу вытащить ноги из снега.

Том садится рядом со мной. Я не могу заставить себя посмотреть на него.

Наша ситуация... не очень хорошая.

И это моя вина.

Даже если предположить, что через минуту-другую появится машина, а водитель окажется добрым самаритянином, у нас нет ничего, кроме одежды на теле. И это без учета перчаток, потому что я спрятала пару, которую одолжила у Тома, в сумочку, пока пользовалась телефоном, потому что сенсорный экран с ними не работал.

Я скрещиваю руки и обнимаю себя, когда нарушаю тишину.

— Как думаешь, когда-нибудь мы будем вспоминать об этом и смеяться?

Хотела бы я забрать назад этот вопрос, как только он срывается с языка.

Даже если когда-нибудь в далеком будущем мы оглянемся назад и посмеемся, мы с Томом не будем смеяться вместе.

Он, скорее всего, будет рассказывать своим милым детям о своем непростом морозном приключении на пути к бабушке, а я останусь... одна.

Вместо того чтобы ответить на мой неуместный вопрос, мужчина бросает на меня взгляд.

— Почему ты не расстроилась из-за потери телефона?

— Расстроилась. Просто ты не можешь этого понять, потому что мое лицо застыло от холода. — Я пытаюсь улыбнуться, но получается натянуто. — Я похожа на одну из тех фотографий с седьмой страницы, на которых пластическая операция пошла не так, как надо?

— Шестая, — говорит он, опуская подбородок и улыбаясь. — Шестая страница. И если не принимать во внимание замороженные черты лица, Кэтрин, которую я знаю, дрожала бы от ужаса, лишившись самого ценного, что у нее есть. А ты — нет. Почему?

Он прав. Мне неприятно, что он прав, но не могу отрицать, что прежняя я сошла бы с ума, оставшись без телефона хотя бы на пять минут. И хотя знаю, что люди не меняются за один день, я не могу отрицать тот факт, что за последние двадцать четыре часа что-то изменилось.

Мой телефон больше не кажется мне самой ценной вещью.

Том не дает мне соскочить с крючка.

— Ты не волнуешься, что Гарри позвонит?

Я открываю рот, инстинктивно желая сказать ему, что, конечно же, волнуюсь, что пропущу звонок, которого ждала всю свою взрослую жизнь.

Но на самом деле? Я даже не задумывалась о том, что потеря телефона означает пропустить звонок Гарри. До тех пор, пока Том не упомянул об этом.

От осознания этого у меня появилось тревожное чувство. Кто такая Кэтрин Тейт, эсквайр, начинающий партнер?

Чего она добивается? Чего она хочет?

Я слишком боюсь, что знаю ответ на последний вопрос. И что правильнее будет спросить не столько, чего она хочет, а сколько кого?

Кого я хочу?

Я уже знаю. Так же, как знаю, что не получу его.

Я упустила свой шанс с Томом. И всегда это знала. Но до вчерашнего дня не понимала, как сильно хочу повторить все сначала. Второго шанса.

Я подношу замерзшие руки ко рту и пытаюсь вдохнуть в них немного тепла. И почти ожидаю, что Том начнет ругать меня за то, что потеряла его перчатки вместе со всем остальным.

Вместо этого он соскальзывает с ограждения и поворачивается, чтобы встать передо мной. Без слов мужчина берет мои руки и сжимает их между своими большими ладонями, которые почему-то кажутся намного теплее моих.

Том начинает энергично растирать мои руки, и, хотя его взгляд прикован к нашим соединенным рукам, а не направлен в глаза, в этом действии чувствуется удивительная близость. И еще доброта, которую я не уверена, что заслуживаю.

— Ты меня ненавидишь, — тихо говорю я. — Потому что из-за меня пропали наши сумки.

— И да. И нет.

— Да, ты меня ненавидишь. Но не из-за сумок? — спрашиваю я, изучая его черты.

Том поднимают глаза и наши взгляды встречаются. Он подмигивает, и прежде чем я успеваю понять, как это отразилось на моих внутренностях, его взгляд возвращается к нашим рукам.

Я не настаиваю, потому что знаю, что означает это подмигивание. Он не ненавидит меня, просто думает, что должен.

И тогда, поскольку я тоже считаю, что он должен, я продолжаю настаивать.

— Мы можем опоздать на самолет.

Том кивает, затем подносит мои руки к своим губам, обдавая их теплом. Если подмигивание выбило меня из колеи, то легкое прикосновение его рта к моим пальцам едва не сбивает меня с ног.

— Скорее всего, так и будет. Но это кажется правильным, не так ли? Почему все должно начать идти правильно для нас именно сейчас?

Я изучаю его на мгновение.

— Почему ты не сходишь с ума?

— О, еще как схожу, — говорит он с небольшой улыбкой. — Я очень сильно