– Нет-нет, – отвечал Мендельн, истово замотав головой. – Нет, ничего…

Этот ответ Ахилий принял так же, как и все прочие, чему брат Ульдиссиана обрадовался от всей души. Однако пока оба поспешно шагали к главной площади городка, Мендельн думал вовсе не о положении брата, но о настораживающих – нет, даже зловещих событиях, только что пережитых им самим.

Больше всего не давало покоя одно. Нет, не именно то, что случилось, а новый вопрос, порожденный странным видением… точней, даже два вопроса, накрепко связанных воедино.

Кто таков этот Дракон… и почему именно на него, на Мендельна, пал его выбор?

* * *

Несмотря на внешнее благодушие, на душе у Ахилия было гораздо мрачнее, чем в ту минуту, когда он отправился разыскивать Мендельна. Обнаружить братишку Ульдиссианова у самого входа в такое место лучник вовсе не ожидал. Это заставило во второй раз сполна пережить те жуткие ощущения, которые охватили Ахилия после прикосновения к камню в лесу.

Разумеется, душевные муки он тут же поспешил скрыть и очень обрадовался тому, что Мендельн, с головой погрузившийся в собственные размышления, ничего не заметил. К несчастью, его задумчивость, в свою очередь, привлекла внимание лучника… и не давала Ахилию покоя до сих пор.

Когда лучник спросил, входил ли Мендельн на кладбище, тот принялся решительно все отрицать – дескать, и не входил, и даже не думал. Однако Ахилию вовсе не требовалась острота чувств бывалого охотника, чтобы понять: грязь на руках друга совсем не такова, какая могла бы отыскаться на улице. Эта земля была куда суше, судя по виду, пролежала на месте непотревоженной не один год, да вдобавок в ней зеленели обрывки травинок.

Подобную грязь, скорее – и очень просто – отыщешь на кладбище.

Все это, в свой черед, напомнило Ахилию тот день, еще дома, в Сераме, когда брат Микелий пожелал осмотреть могилу убитого миссионера… а затем объявил лучнику и остальным, что могила кем-то осквернена. При этом мастер-инквизитор полагал, будто и тут без Ульдиссиана не обошлось. Без Ульдиссиана… или кого-нибудь к нему близкого.

И вот, пожалуйста: Мендельн возле другого кладбища, и руки его перепачканы в земле. Вдобавок, во время большей части серамских событий Мендельн странным образом пропадал неведомо где.

Вдобавок… вдобавок, с недавних пор Мендельн в какой-то мере пугал Ахилия похлеще, чем Ульдиссиан.

Дни шли один за другим, а делу, начатому Ульдиссианом в Парте, не видно было конца. Да, скрытая сила – он чувствовал – пробуждалась во многих, почти во всех, кто к нему приходил, однако загвоздка состояла в другом: после ее пробуждения стремительных успехов, подобно ему и даже Лилии, не достигал никто, и это ввергало Ульдиссиана в нешуточное недоумение. Как-то раз, лежа рядом с красавицей-аристократкой в постели, среди роскошно обставленных покоев, любезно отведенных им мастером Итоном, он решил посоветоваться с нею и обнаружил, что Лилию его неудачи нимало не огорчают.

– Отсюда, любовь моя, следует, что ты еще более необычен, и я это уже знаю, – проворковала она, нежно поглаживая его грудь. – Но подожди еще денька два-три. Думаю, ты еще увидишь то, к чему стремишься.

– Рад, что ты так считаешь, – угрюмо ответил он. – И особенно ценю это, так как знаю, что ты была вовсе не рада, когда нас вместо окрестностей Кеджана занесло сюда.

– Что-что, дорогой мой Ульдиссиан, а приспосабливаюсь к обстоятельствам я превосходно. Жизнь научила.

Пожалуй, Ульдиссиан усомнился бы в ее замечании, но, повернувшись к ней, обнаружил, что Лилия уже задремала. Спустя пару минут он тоже уснул, позабыв обо всех заботах до утра.

* * *

Спустя неполных два дня предсказание аристократки сбылось. К этому времени Ульдиссиан удостоил прикосновения почти всех жителей городка. Колебавшихся, опасаясь пробудить таящийся внутри дар, оказалось на удивление мало, а тех, кому он мог отказать, и того меньше.

Тех, кому доступ к Ульдиссиану следовало запретить, указывал мастер Итон. Все это были преступники, личности подозрительные, неблагонадежные. Глава партанского суда, большинство таковых купец помнил в лицо и, едва узнав, что происходит на площади, неотлучно находился при Ульдиссиане.

– Вон тот, – объявил Итон. – Ему давать что-либо поостерегись…

Пошарив взглядом в толпе, он указал на второго.

– А вот этот, скорее всего, горло тебе перережет, как только протянешь ему руку, так что за ним поглядывай тоже.

Вначале Ульдиссиан безропотно его слушался, но в этот день снова увидел невдалеке первого из указанных мастером Итоном, сомнительного бородатого типа по имени Ром. Его лысину почти от края до края пересекал рваный шрам – несомненно, память о каких-то темных делишках. Едва заметив, что его тоже разглядывают, Ром отвернулся и двинулся прочь. Однако Ульдиссиан вдруг решил, что ему хочется поговорить с этим малопочтенным субъектом.

– Ром! Ром! Поди-ка сюда!

Взгляды сотен собравшихся устремились в сторону Рома. Хочешь не хочешь, пришлось ему выйти вперед, несмотря на мрачные мины городских стражников и многих других.

Мастер Итон этому тоже отнюдь не обрадовался.

– Ульдиссиан! Знаю: ты, парень, хочешь только хорошего, но ведь такие, как он, получив дар, сделаются намного опаснее прежнего…

Лилия нежно коснулась плеча торговца.

– Но, дорогой Итон, откуда тебе знать: возможно, некоторые другие, подобные Рому, уже получили помощь Ульдиссиана? Вправе ли ты заявить, будто тебе известны все до единого злодеи в Парте?

– Нет, миледи, не все до единого, но знаю я их, прошу простить за этакое выражение, дьявольски много, а этот числится среди самых отъявленных!

Однако Лилия настаивала на своем:

– Ты видел лица тех, кто испытал пробуждение. Ты испытал его сам. Подумай, прислушайся к себе самому: способен ли ты хоть раз использовать полученный дар во зло?

Итон разом увял.

– Нет… нет, это уж точно… но…

– И никто другой не способен, – твердо сказала Лилия. – Никто другой.

Не тратя времени даром, не дожидаясь, что их гостеприимный хозяин на это ответит, Ульдиссиан потянулся к Рому. В эту минуту Ром выглядел не столько заядлым преступником, сколько напуганным мальчишкой: плешивого бородача окружало множество добропорядочных горожан, полагавших Ульдиссиана кем-то вроде святого.

– Не бойся, – успокоил его Ульдиссиан и обратился к толпе: – Расступитесь, освободите ему побольше места. Все будет хорошо.

Собравшиеся повиновались, а сын Диомеда потянул Рома поближе к себе. Ром сдвинул брови, но сопротивляться не стал.

Стоявшая рядом с мастером Итоном Лилия подалась вперед, не сводя пристального взгляда с Ульдиссиана.