эти крошечные мускулы крепко сжались вокруг его пальцев, когда он лениво погладил ее внутри.

Стоная от нужды, она закрыла глаза и раздвинула ноги, насколько позволяла юбка. Она вела себя так скандально, так раскрепощенно…

И ей было все равно.

Его пальцы дарили такие приятные ощущения, они успокаивали растущую внутри нее боль и глубоко исследовали ее тело, его губы были такими требовательными и горячо влажными, что логика не могла убедить ее остановиться. Все ее существование сузилось до кружащихся движений его длинных пальцев внутри нее, до мужского аромата, наполнявшего ее чувства, до дрожи его твердых, мускулистых бедер под ней. Она никогда не могла представить, что поражение может ощущаться таким победоносным. И, судя по тихим гортанным мычаниям удовольствия, которые исходили от него, когда она продолжала гладить его, он тоже.

— Себастьян, — выдохнула она, умоляя теперь о чем-то еще, о чем-то, чего она не могла назвать, но знала, что он может ей дать. Ее бедра изгибались над его бедрами, ее тело безмолвно умоляло освободиться от нарастающей боли, которую он разжег внутри нее.

Он покрутил большим пальцем и прикоснулся к маленькому бугорку, расположенному в верхней части ее складок. Волна удовольствия пронзила ее так сильно, так быстро, что она вскрикнула от захватывающего дух восторга.

Его рот захватил ее и заглушил ее крики, ее рука крепко сжала его эрекцию. Она услышала, как он застонал у ее губ, почувствовала, как он дернулся в ее ладони — влажное тепло разлилось по ее пальцам.

На мгновение она не могла двинуться с места. Она ничего не могла сделать, кроме как лежать и позволять дрожащим волнам удовольствия захлестнуть ее. Ее тело было одновременно ошеломлено случившимся и расслабленным, когда она лежала у него на коленях, обнажая грудь теням и широко раздвинув ноги. Она дышала глубоко и медленно, стараясь успокоить свое дыхание, наслаждаясь быстрым трепетанием своего сердца в груди и слабым жаром, который медленно уменьшался между ее ногами.

Только тогда она открыла глаза и поняла, что он смотрит на нее с непонятным выражением на его красивом лице. Только тогда она поняла… Она подняла руку и увидела свои пальцы, блестящие в тусклом свете лампы.

— О, — прошептала она так тихо, что это слово было едва ли больше дыхания. Потом она поняла, что сделала — Господи, что они сделали вместе — и ее щеки залились горячим румянцем. Испуганная собственной наглостью, она попыталась слезть с его колен. Но она все еще лежала поперек его бедер, все еще в сбившемся платье и все, что ей удалось сделать, это ударить его локтем в живот.

— Ой!

Несмотря на это он не оттолкнул ее, а вместо этого держал ее за плечо, чтобы она оставалась неподвижной. Другой рукой он потянулся, чтобы развязать галстук, и он неуверенно уставился на нее, развязав узлы и сняв его со своей шее. Он мягко спросил:

— С тобой все в порядке?

В порядке? Нет, с ней не все в порядке. Она только что… в карете! О, Господи… Она сморгнула горячие слезы, молясь, чтобы он не видел их в темноте.

— Я в порядке, — солгала она, когда он взял ее за руку и осторожно вытер ее пальцы платком.

Чувство вины промелькнуло на его лице, когда он отвел взгляд, но тихо заверил ее:

— Не волнуйся. Ты все еще невинна.

Слеза скатилась по ее щеке. Нет, неправильно. Во всем этом она была далека от невинности. Он, конечно, не это имел в виду, но буйство эмоций, бушевавшее в ней, не позволяло думать правильно.

Он повернулся, чтобы выбросить ткань в окно.

— Я не планировал… Боже.

— Что такое?

Она с трудом села и проследила за его взглядом в окно. Она ахнула.

— Мы на Одли-стрит!

Он поморщился, стягивая низ ее платья вниз.

— Поправь платье. Сейчас же.

Она соскользнула с его колен на скамейку напротив него, ее пальцы дрожали так сильно, что она едва могла зашнуровать шнурки, пока он застегивал брюки. Унижение хлынуло на нее. О Боже, что они наделали? Ее первый сезон, ее первая поездка в Лондон, и она была бы полностью разрушена, если бы кто-нибудь увидел ее такой, просто из-за ее глупой гордости и гнева. И из-за ее растущего влечения к мужчине, которого она не должна была желать.

— Давай помогу. Он повернул ее, чтобы быстро застегнуть платье.

Когда карета остановилась, она как раз поправляла последнюю пуговицу на рукаве. Через несколько секунд лакей распахнул дверь настежь.

Она выскочила из кареты, не дожидаясь, пока Себастьян проведет ее внутрь, двигаясь так быстро, что чуть не споткнулась о ступеньки крыльца, когда бежала к двери. В своем униженном отчаянии бежать ей было все равно, насколько она некрасиво выглядела, и при этом она не осмеливалась оглянуться, чтобы увидеть, вышел ли он вообще из экипажа, чтобы посмотреть, как она уходит. Потому что она не смогла бы вынести этого, если бы он этого не сделал.

К счастью, дворецкий уже был у входной двери и держал ее открытой, и она поспешила внутрь, затем прямо через переднее фойе и поднялась по лестнице. Она так сильно дрожала, что не знала, как ей удалось поставить одну ногу перед другой, вся она была в шокированном замешательстве от своих действий сегодня вечером. Ей нужно было добраться до безопасного места в своей комнате, прежде чем она разрыдается. Или разозлится. Замешательство закружилось в ней так сильно и быстро, что она не знала, что…

— Миранда?

О нет. Последний человек, с которым она хотела встретиться в этот момент… Она остановилась при звуке мягкого голоса позади себя и подавила желание плакать, когда она заставила себя улыбнуться и повернулась лицом к сестре Себастьяна.

Жозефина Карлайл Маттесон, маркиза Чесни, прислонилась к дверному проему своей гостиной в халате, ее темные волосы были зачесаны и свободно свисали ей на плечи. В ее руке лежала книга, и улыбка осветила ее лицо. Проведя вечер дома со своими детьми, она выглядела комфортно и совершенно непринужденно.

— Ты вернулась рано.

Озадаченная, она посмотрела мимо Миранды на лестницу.

— Остальные тоже приехали с тобой?

— Они все еще в Воксхолле, — ответила она, молясь, чтобы Жози не заметила состояния ее прически или корсажа, потому что у нее не было времени, чтобы зашнуровать шнурки так туго, как следовало бы. Или красный цвет ее помятых поцелуями губ. Или складки на ее юбке… О боже, она хотела умереть!

— Себастьян проводил меня до дома. Я…

Она выдавила ложь, ненавидя себя за то, что лжет