— Тебе нужно уйти, — приказал он хриплым голосом. И не очень убедительным.

— После того, как мне пришлось обойти все комнаты, чтобы найти твою? Нет.

— Если кто-то обнаружит тебя здесь…

— Я устала от твоих предупреждений, Себастьян.

Она смело посмотрела на него через всю комнату.

— С этого момента я делаю все, что хочу.

Дрожащими пальцами она расстегнула длинное пальто. Каждая расстегнутая пуговица открывала полоску плоти или тонкую прозрачную ткань, вид которых была ударом по его животу. Не осознавая, насколько мучительно для него было смотреть, как она раздевается, она сбросила пальто с плеч и позволила ему упасть на пол вокруг ее ног. Затем она стояла неподвижно, как статуя, словно призывая его взглянуть на нее вдоволь, в том же платье, в котором она была в вечер маскарада. Во рту пересохло.

Боже, помоги ему. Леди Роза вернулась.

Зная, что ему нужно выгнать ее из комнаты, чтобы не повторить ошибку из кареты, как бы сильно ему этого не хотелось, он отчитал ее:

— Ты приобрела привычку случайно оказываться в моей спальне.

— Не случайно.

Она пожала почти голым плечом под атласными лентами, удерживающими свободный лиф на месте.

— На этот раз я нашла именно ту комнату.

Его тело жаждало ее, а голова в замешательстве кружилась. Она поступала неправильно… но в то же время она была идеально права.

— То, что мы делали в карете, — мягко сказала она ему, — это еще не конец. У нас с тобой незаконченные дела.

Его терпение кончилось. Выругавшись, он спрыгнул с кровати и бросился через комнату к ней, как бык. Она ахнула, когда поняла, что он полностью голый, и отвела глаза, затем отступила, пока не ударилась спиной о стену рядом с дверью.

Но Себастьян приблизился к ней, разочарование и раздражение кипели внутри него. Он уперся руками в стену по обе стороны от ее плеч, не заботясь о том, что она думала о том, что обнаженный мужчина стоял так близко к ней, что почти касался ее. И не только обнаженный, но и полностью возбужденный. Но в тот момент, когда соблазн, который она собой представляла, только разжигал его раздражение, пока оно не сжалось внутри него, как пружина.

— Я не женюсь на тебе только потому, что прикоснулся к тебе, — проговорил он сквозь зубы.

— Так что, если ты здесь поэтому…

— Я здесь не для того, чтобы заманить тебя в ловушку брака.

Все еще не осмеливаясь смотреть на него, она вскинула подбородок с негодованием.

Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть на него. Ее глаза ярко вспыхнули в тусклых тенях, отражая гнев, который, как он был уверен, светился в его.

— Тогда почему ты здесь?

— Потому что ты мне нравишься, — выдохнула она, признание вырвалось из нее так тихо, что ее слова были еле слышны, — намного больше, чем следовало бы.

Его сердце болезненно забилось, когда он уставился на нее, на мгновение ошеломленный. Он не осмелился позволить себе поверить, что правильно ее расслышал. Он просто не мог этого сделать. Потому что, если он поверит ей… Боже мой. Быть так близко к счастью, только чтобы понять, что оно никогда не сможет быть твоим…

— Миранда, — прохрипел он, не в силах больше ничего сказать, поскольку его голос застрял в горле. Она понятия не имела об искушении, которое она для него представляла, или о пытках, которым подвергала его.

Теперь вся она дрожала, когда она прошептала:

— И я подумала, может быть…

— Что? — надавил он, опуская голову до тех пор, пока их глаза не оказались на одном уровне, а его рот был так близко к ее губам, что он мог почувствовать жар ее тяжелого дыхания на своих губах.

— Ой, ты приводящий в бешенство человек!

Она толкнула его в плечо, но он отказался отступить.

— Я хочу сделать это снова, черт тебя побери! Что мы делали в карете… -

Ее голос дрожал от раздражения и смущения.

— Я пришла сюда, потому что надеялась, что я тебе тоже нравлюсь настолько, чтобы захотеть…

Он рванулся вперед и захватил ее рот своим.

Не в силах больше сопротивляться ей, он сунул руку в ее волосы и сжал шелковистые пряди между пальцами, чтобы удерживать ее голову под своим поцелуем, пока его губы наслаждались ею. Он жаждал почувствовать не только ее вкус, но и исходящую от нее живость, которые влекли его так, как не удавалось ни одной другой женщине, и он «пил» этот поцелуй огромными жадными глотками.

Она застонала. Он впитал этот звук, его кровь была горячей от желания, когда он погрузил язык между ее губами, чтобы ощутить сладость внутри, наслаждаясь электрическим трепетом, который каскадом пронизывал его. Она приводила его в ярость, бросала ему вызов, доводила до бешенства… и была совершенно неотразима. Ей нравился ОН, не титул, который он унаследовал, а человек, которым он себя сделал. Своим признанием, которое она произнесла шепотом, она полностью уничтожила его.

Стон вырвался из его горла, и он потерялся в ней. В тот момент, когда ее мягкость давила на его твердое тело, делая себя уязвимой, ему было наплевать на герцогство или приличия; все, что он знал, это то, что она ему нужна, чтобы сбежать из тюрьмы, в которую превратилась его жизнь, хотя бы на одну ночь. Вся она.

Он оторвал свой рот от ее губ и прикусил нежную кожу ее горла, а его руки поглаживали вверх и вниз по ее телу. Теперь, когда она была здесь с ним, он не хотел прекращать прикасаться к ней, как будто в каком-то иррациональном страхе, что она на самом деле была всего лишь призраком и исчезнет в ночи.

— Я не хочу делать то, что мы делали в карете, — прохрипел он, затем лизнул впадину ее горла, где он мог почувствовать учащенное сердцебиение. Из-за него. От этого ощущения у него все болело.

Цепляясь за него, она тяжело дышала и произнесла в замешательстве:

— Не хочешь? Но я подумала…

— Я хочу гораздо большего, — горячо выдохнул он ей в губы, прежде чем лениво поцеловать ее и насладиться ее мягким ответом.

— Я хочу всю тебя, понятно?

Он прижал ладонь к ее груди через тонкий материал, и она вздрогнула.

— Я хочу каждый вздох и дрожь, каждый смех и улыбку…

Он опустил голову, чтобы зажать ее сосок губами, нежно дразня его, пока тот не стал твердым. Когда он поднял голову, влажный круг был виден на ее платье там, где он касался ее