Он съежился под простыней и спрятал лицо в подушку.

Бедняга Кай. Шуалейда отлично понимала, что значит не иметь права решать за себя. Она и сама, едва попробовав на вкус свободу, оказалась пленницей собственного слова. Хоть Люкрес, приезжавший на коронацию Кая, и вел себя почти как нормальный человек, не напоминал об их сделке и даже пытался за ней ухаживать — она прекрасно понимала, что это лишь кратковременная отсрочка. Вскоре ей предстоит брак с сумасшедшим чудовищем, а брат ничего не может с этим сделать, будь он хоть сто раз король. Одно название, что король.

Теперь же он ровным счетом ничего не может поделать с собственной помолвкой. Ристана поймала его в ловушку ничуть не хуже, чем это сделал с Шуалейдой Люкрес. Потому что если Кай начнет артачиться — ему тут же припомнят и выпивку, и наплевательское отношение к государственным делам, и публичное согласие на помолвку, и шис знает что еще, чтобы объявить его недееспособным. Самое главное, что его недееспособность подтвердит полпред Конвента! Он же — менталист, его слово тут решающее.

Чтоб он сдох, Хиссово отродье.

— Так с кем там собирался драться Зако? — подавив приступ неуместной жалости к себе и ненависти к Бастерхази, спросила Шу.

— Не помню. Подумаешь, убьет кого-нибудь. Лучше вылечи мне мигрень, — вернулся к роли капризного дитяти Каетано.

Просьбу Шу проигнорировала, потому что чугун не лечится.

— Ваше величество удивительно добры и заботливы, — сочувственно сказала она. — Вы даже пришлете на могилу Зако цветы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да ничего с ним не станет, — отмахнулся Кай. — Зако — лучший боец столицы, помнишь, как он разделал Мануэля?

О да, еще бы она не помнила. Вот только тогда Кай был совсем другим, чем сейчас. Ее любимым братом, а не капризным безмозглым остолопом, которому плевать на своего побратима.

— Приятного утра вашему величеству. — Шуалейда присела в глубоком реверансе. — Я велю позвать к вам лейб-медика.

Она развернулась, взметнув юбками небольшой вихрь, и выскочила из комнаты. Проглотив слезы, Шу улыбнулась бездарному поэту, что так и не убрался от королевских покоев, и с видом победительницы направилась прочь. Позади открылась дверь: продажный поэт вернулся к королю. Шу крепче сжала зубы и не обернулась.

Ширхаба вам в глотку. Не будет никакой свадьбы с девицей Ландеха! Плевать на законы, на Бастерхази, монастырь и прочую чушь. Она начнет действовать немедленно, и если для спасения Кая придется убивать — пускай. Лучше бы обойтись без жертв, но…

Может быть зря она вчера так категорично отказалась от простого плана Бален.

А может быть, не зря. Ристана с Бастерхази наверняка предусмотрели возможность внезапной смерти кого-то из Ландеха и подготовили контрмеры. Шуалейда должна просчитать все на десять шагов вперед! Так, как учил Дайм.

И нет. Она не будет думать о том, что Дайм сам не сумел предусмотреть предательства Бастерхази и недооценил хитрость Люкреса. Не будет вспоминать хищный свист плети и оглушительную боль…

Нет.

Она вспомнит о том, что Дайм сумел выжить даже на эшафоте. Когда, казалось бы, нет уже никакой надежды. И о том, что он непременно вернется. Лучше бы, конечно, он вернулся еще вчера. Но даже без него Шу справится. Так справится, что Дайм будет ею гордиться!

Поэтому прямо сейчас она воспользуется одним из его советов: использовать против врага его же оружие.

Гильдию Ткачей.

Совсем хорошо было бы, если бы слуги Хисса избавили ее от Ристаны. Но этот ее ход Бастерхази наверняка предусмотрел и сумеет защитить свою союзницу от мастера теней. Это не так уж сложно, ведь Шу удалось.

Но Бастерхази не сможет и не захочет защищать всякую бездарную мелочь. Вроде той, которой Ристана окружила короля. Вот с предателей, шпионов, пьяниц и прочих жадных льстивых мерзавцев Шу и начнет. Благо дорогу в Безымянный Тупик она знает.

Зайдя в собственную приемную, Шу снова помянула ширхаба. Три дежурные фрейлины, которых Шу даже не подумала взять с собой к королю, робко жались в углу. А по драгоценному цуаньскому ковру нервно расхаживал Зако шер Альбарра. Выглядел он так, словно за ним только что гнались бешеные псы.

— Наконец ты пришла! — облегченно выдохнул Зако, утирая рваным рукавом мокрое лицо.

Фрейлины в углу насторожили уши, а Шуалейду окатило щекотной волной их не слишком-то доброжелательного любопытства. Мгновенно оценив ситуацию, Шу обернулась к ним и рявкнула:

— Никому ни слова о том, что вы видели в последние полчаса. Кто хоть слово скажет, облысеет и покроется прыщами!

— Мы ничего не видели и не слышали! — испуганно пропищала самая храбрая из фрейлин, изо всех сил желая сделаться невидимой и оказаться за сотню лиг от страшной колдуньи.

— А теперь брысь. У вас сегодня выходной, — велела она.

Фрейлины порскнули к выходу, как белые мыши. А Шу на всякий случай накинула на себя и Зако полог тишины. Если у тебя паранойя, этот не значит, что за тобой не следят.

И только после этого обреченно спросила:

— Ну и кого ты убил?

— Харрераса, — выплюнул Зако и продолжил, видя, что Шу остолбенела. — Не убил, слава Светлой. Он там.

Зако махнул на гостиную. Только тогда Шу обратила внимание на знакомую светлую ауру, просвечивающую из-за двери: Энрике злился, как укушенный за все три хвоста шис.

— Час от часу не легче… — пробормотала Шу и распахнула дверь.

Чумазый и усталый капитан МБ стоял на коленях над бессознательным телом с перетянутой ремнем под самый пах ногой. Энрике еле удерживал потерявшего половину крови баронета живым — но при этом ему отчаянно хотелось перестать это делать и полюбоваться, как тот сдохнет.

Конечно, Шу могла бы легко исцелить Харрераса. Всего-то и надо было, что зарастить бедренную артерию и чуть ускорить кроветворение. Но уж очень вовремя ширхабом нюханный прохвост вздумал помереть! Вот прямо как подгадал к решению самой Шу от него избавиться. Так что Шу всего лишь перехватила у Энрике потоки управления стазисом. Слава Двуединым, в башне ей даже не приходилось тратить собственную энергию, в отличие от истощенного до донышка Энрике.

Он же, передав Харрераса Шуалейде, устало опустил руки и ухмыльнулся. Виновато. С осознанием. Но без малейшего раскаяния.

Ну да. Он тоже мог бы вылечить рану. И сделать это было куда проще, чем удерживать Харрераса между жизнью и смертью.

— Умываться и рассказывать, — велела Шу, падая в кресло.