Честно говоря, единственное, что ему хотелось бы ей написать, звучало не слишком-то подобающе грозному черному колдуну.

«Прости, я вел себя как идиот, все зашло слишком далеко, давай забудем всю нашу дурь и попробуем начать заново».

Несложно представить, как она будет смеяться, получив от него подобную записку. Потому что над слабаками и трусами только и можно, что смеяться. Любят и уважают исключительно сильных.

Или ненавидят. Уважают, боятся и ненавидят.

Проклятье. Как же он устал!

— Тюф, — тихо позвал он прямо из ванной.

Дохлый гоблин явился тут же, словно только и ждал. Даже поклонился, почти не кривляясь.

— Мой шприц, — велел Роне.

Требуемое тут же вытащили из воздуха и подали ему на серебряном подносе. И вколоть помогли. От боли и отвращения к демонской смеси у Роне уже подрагивали руки. Непозволительная слабость. Тем более непозволительная, что прошлым вечером он феерически проиграл партию. Хорошо, если не войну. Боги, когда же наконец Дюбрайн приедет?! Может, связаться с ним?

И полюбоваться на то, как он отшатывается от тебя, жалкий неудачник. Ничего не можешь, даже приручить едва совершеннолетнюю девчонку. Дубина.

— Что смотришь, — зашипел Роне на Тюфа, — пшел в утырку!

Гоблин заверещал и защелкал с подозрительно сочувственными интонациями.

Дожил. Собственная дохлая домашняя зверушка сочувствует. Ему. Почти шеру-зеро. Правда, почти мертвому шеру-зеро, но почти — не считается.

Зеркало в ванной согласно с ним не было. По мнению зеркала, почти очень даже считалось. Морщины, седина, тени под глазами, истончившиеся губы, заострившиеся скулы. Нездоровый блеск глаз. Неудивительно, что Ристана интересуется, не превратился ли он в упыря. Удивительно то, что она все еще зовет его в постель. Он сам бы такое в постель не позвал, побрезговал.

Его способности договориться с собственным даром едва хватило на то, чтобы укрепить иллюзию. Старую, добрую иллюзию грозного черного колдуна без малейших проблем со здоровьем. Хорошо, что она не сошла этой ночью окончательно. Увидев его шрамы, Ристана бы завизжала и потребовала тазик.

Роне и сам предпочитал на них не смотреть. Достаточно того, что он их ощущает. Все сорок семь. По одному за каждый удар кнутом и еще один — напротив сердца. Кажется, он опять разошелся…

Ощупав его, Роне выдохнул: нет, не разошелся, просто кровит. И некроза вроде нет пока. Плохо, если организм отторгнет артефакт. Запасного у Роне нет. Да и с этим все труднее оставаться живым. Хотя бы условно живым. Как условный, мать его, шер.

Из ванной он вышел, гордо расправив плечи и чуть ли не насвистывая. Лучше сдохнуть, чем показать Ристане, насколько он сейчас слаб. Вчера ему просто повезло. Невероятно повезло. На самом деле он не очень-то и надеялся, что ему удастся та безумная авантюра с королем под иллюзией. Да что там. Он рассчитывал, что до этого и не дойдет. Что Шу сдастся раньше. Ведь должен же у нее быть хоть какой-то инстинкт самосохранения?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да-да. Сейчас. Упрямая ослица переупрямила всех. И как теперь выпутываться, одному Мертвому известно.

— Твой шамьет, мой темный шер, — улыбнулась Ристана, оторвавшись от утренней газеты.

— Благодарю, — кивнул Роне, садясь напротив нее.

— Завтра приезжает оперная труппа из Брескони. Думаешь, стоит послушать?

Роне чуть не потер уши. И глаза. Что это сейчас было, мирный семейный завтрак? Может, им еще цвет петуний на клумбе обсудить?

— Думаю, тебе стоит рассказать мне, почему четверть часа назад твоя младшая сестра чуть не подняла на воздух парк, дворец и прилегающий город.

— Наверное, не с той ноги встала, — ехидно усмехнулась Ристана. — А вообще ты же у нас всемогущий темный шер, менталист первой категории… а, прости, пока еще второй. Ты должен все знать сам, а не спрашивать у меня.

— А ты у нас всемогущая премудрая королева, которая плевать хотела на советы всяких там шеров и менталистов.

— Ай-ай, как несправедливо, милый. Вчера все получилось просто замечательно! Без тебя я бы ни за что такое не провернула. Как это было ловко, обойти все законы, обмануть древние амулеты и надуть сотню и без того надутых индюков! Я в восхищении, Роне. Из тебя получился бы великолепный король. Как жаль, что вас, темных, лишили всех прав.

— Тайна, хватит вилять. Рассказывай.

— Это допрос, мой темный шер? Ты принял предложение Дюбрайна и стал офицером Магбезопасности?

Роне стоило большого труда сдержаться и не ответить что-нибудь нецензурное.

— Ты ничего не перепутала, Тайна? Если ты предпочитаешь нашей дружбе вот эти вот игры, то не жди моей помощи дальше.

— Ах, помощи… — Ристана усмехнулась. — Не беспокойся, Роне. Я очень ценю нашу, как ты изящно выразился, дружбу. Ты просто не представляешь, как сильно ценю. Но ты же не думаешь, что я — слепая дура? Ты вчера готов был меня предать. Правда, недооценил упрямства моей сестренки. Она так похожа на ослицу, не правда ли? Это наследственное. Я тоже упряма, милый.

— О боги… — Роне прикрыл глаза ладонью. — Тайна, ты ревнуешь?

— Нет, Роне. Если бы я ревновала — я бы давно убила тебя, кобеля. Ты вернулся ко мне лишь потому, что Дюбрайна нет, а Шуалейда тебя послала к зургам. И не вздумай мне врать, темный шер Бастерхази.

— Ты иногда такая умная, Тайна, что я прямо удивляюсь — отчего временами такая дура. Как еще, по-твоему, можно было подобраться к полковнику МБ и неадекватной сумрачной девчонке? И то, моя игра долго не продержалась.

Ристана поморщилась.

— Ладно, сделаем вид, что я тебе верю. Опять верю. Так вот, милый, продолжая тему оперы…

— Что. Ты. Опять. Натворила.

— Ничего, что мне бы не посоветовал мой верный мудрый друг. Все как ты меня учил, любовь моя. Сломать волю мальчишки можно, лишив его поддержки. Как удачно, что верных ему людей всего ничего. Было.

Ристана улыбнулась так самодовольно, что Роне чуть не взвыл. Эта бездарная сучка посмела… посмела сомневаться в нем! Не слушаться его!

— И ты проредила и без того редкую поросль? — еле удерживая на лице маску спокойствия, спросил он. — По моему, как ты изящно выразилась, мудрому совету.

— Именно по твоему. Мудрому, — улыбнулась она еще самодовольнее. — Закариаса Альбарру и Мануэля Наба можно сбросить с доски.

— Хм. Я уж думал, ты сумела убрать по-настоящему важные фигуры. Герашанов.