Упорное сопротивление противника побудило штаб 2-й армии обратиться в штаб фронта с просьбой более прочного обеспечения флангов армии, своим центром двигавшейся к Алленштейну. В этот момент командарму-2 стало ясно, что если противник столь упорно сопротивляется, то значит, что сведения о бегстве немцев за Вислу являются как минимум несколько преувеличенными. Однако высшее командование полагало, что поражение неприятеля не за горами, а потому торопило Самсонова с выходом на железную дорогу Алленштейн – Остероде. Того же мнения придерживалась и Ставка: 13 августа генерал-квартирмейстер Ставки Ю.Н. Данилов в телефонном разговоре заявил начальнику штаба Северо-Западного фронта В.А. Орановскому, что Верховный главнокомандующий «считает крайне нежелательной приостановку движения на Алленштейн».

А.В. Самсонов и его сотрудники отлично знали о шлиффеновских наработках, и в сражении у Орлау – Франкенау убедились, что враг, скорее всего, следует именно предвоенному планированию. Отход немцев перед 1-й армией после Гумбиннена еще больше должен был укрепить русских командиров в таком мнении: перенос удара против 2-й русской армии, после того, как не удавалось разбить 1-ю русскую армию, был тщательно разработан Шлиффеном. Поэтому вопросу флангового обеспечения продвигавшихся вперед, на север, русских корпусов придавалось первостепенное значение. Однако штаб фронта, находившийся под влиянием чрезмерно оптимистических сведений, шедших из 1-й армии, полагал, что неприятель разделил свое отступление: к Кенигсбергу и к Алленштейну, дабы отступать за Вислу по обеим железнодорожным магистралям. Поэтому Я.Г. Жилинский не внял опасениям командования 2-й армии, приказав продолжать наступление.

Однако этого не было сделано, и не могло быть сделано в силу объективных обстоятельств. За два дня, прошедших с начала боя, к вечеру 12 августа, 15-й, 13-й и 23-й армейские корпуса прошли вперед не более десятка верст. Фактически центр 2-й армии топтался на месте. В эти два дня русские подтягивали свои тылы и приводили войска в порядок после тяжелого сражения в районе Орлау – Франкенау. Также следовало подвезти войскам и боеприпасы. Подвозу тылового имущества мешала тяжелая песчаная почва. Дело дошло до того, что русским приходилось впрягать в постромки артиллерийских орудий по четыре лошади, вместо положенных двух. Разумеется, что при таком подходе приходилось бросать часть обозных двуколок.

Конечно, начальники торопили войска и обозы, но местность была против быстрых темпов развития операции, что накладывало свой негативный отпечаток на дело снабжения войск необходимыми для жизни и боя припасами и предметами. Обозники не могли поддерживать тот темп движения, что предписывался соответствующим военным законодательством – в среднем три версты в час. Поэтому войска уходили вперед, вели бои, а обозы бросали половину своих предметов, дабы доставить до солдат наиболее необходимые предметы снабжения. Выполнить предусмотренные даже для «трудной местности» правила обозники не имели объективной возможности: «При движении по трудной местности необходимо: а). требовать равномерности тяги всеми лошадьми; б). увеличивать дистанции между повозками, дабы движение каждой повозки сделалось более независимой от другой; в). избегать задержек в движении на подъемах и на спусках, для чего вести лошадей смело вперед, без заминок, и тем более остановок»[146].

Дневки были необходимы для войск 2-й армии, измотанных длительными переходами еще до государственной границы. Комкор-13 Н.А. Клюев впоследствии сообщал, что в ходе наступления он не спал десять ночей подряд. Причина тому – необходимость устроения войск и их тылов, что неизбежно легла на плечи командира корпуса. Могло ли при таких условиях быть достойное управление войсками? Неудивительно, что генерал Клюев, оказавшись в «котле», предпочтет сдаться противнику, ибо его физическое состояние уже не могло способствовать развитию умственной деятельности по организации сопротивления врагу. В составленном по итогам операции комиссией генерал-адъютанта А.И. Пантелеева «Расследовании причин гибели генерала Самсонова и 2-й армии в 1914 году» будет приведено донесение командира 8-го пехотного Эстляндского полка (2-я пехотная дивизия 23-го армейского корпуса, погибшего под Танненбергом): «Люди были страшно изнурены, патронов при себе не имели… Второй день люди не кормлены, обозов нет, запасы израсходованы. Люди переутомлены и нервны до того, что в каждой соседней части видят врага». Точно так же офицер Генерального штаба, находившийся в ходе Восточно-Прусской наступательной операции в частях 6-го армейского корпуса, в докладе указывал, что «после семи дней беспрерывного похода первоначальное боевое настроение сменилось изнурением». Нельзя не отметить, что перевозки тылов ко 2-й армии еще более замедлялись железнодорожной перегруппировкой нескольких корпусов к Варшаве – во имя образования 9-й армии, долженствовавшей наступать сразу на Берлин.

Не бездействовали лишь немцы, которые умели ценить время, – этому их научил Шлиффен. В тот же день, 10 августа, когда противники вступили в сражение у Орлау, Гинденбург отдал директиву по производству необходимой перегруппировки для нового сосредоточения, которая должна была происходить на ходу, еще до выхода войск в намеченный район операции. Также часть сил перебрасывалась по железным дорогам, находящимся в зоне досягаемости русской конницы, которая вела себя на редкость пассивно. Обеспечение внешних флангов 2-й армии, в качестве задачи на операцию, не позволило использовать кавалерию таким образом, как этого можно было бы ожидать.

С другой стороны, именно успешное сражение соединений 2-й русской армии у Орлау – Франкенау окончательно убедило германское Верховное командование в правильности выбранного решения о переброске подкреплений на Восточный фронт. Если сражение под Гумбинненом само по себе чрезвычайно встревожило немцев, вызвав кадровые перестановки в командовании 8-й германской армии, то все-таки еще можно было надеяться на удачный исход обороны Восточной Пруссии. Форсированное наступление 2-й русской армии, наряду с паникой после Гумбиннена и наплывом беженцев в Берлин, побудили Мольтке-Старшего приступить к перегруппировке двух корпусов из ударного правого крыла в Бельгии и Северной Франции для подготовки их движения на Восток. Это решение, пока войска передвигались к железнодорожным станциям, могло быть отменено в любую минуту, после чего два германских корпуса вновь были бы переброшены в тот «провал», что представлял собой французский оголенный фронт на стыке 2-й и 3-й немецких армий. Русская победа и на южном фасе восточнопрусской обороны показала Мольтке и кайзеру, что 8-я армия остро нуждается в подкреплениях: «Победа у Гумбиннена вызвала посылку на Восток Людендорфа, победа же у Орлау – Франкенау вызвала переброску корпусов»[147].

Как говорилось выше, отставание русских тылов и необходимость приостановки наступления перволинейных корпусов для подтягивания и организации тыловых служб позволило немцам перебросить 1-й армейский корпус на западный фланг растянувшейся 8-й армии и принять боевые порядки для контрудара. Но решающим актом в грядущей германской победе стало распоряжение об использовании в операции 17-го армейского и 1-го резервного корпусов, долженствовавших произвести двойной охват. На руку противнику сыграло как раз то обстоятельство, что после боя под Орлау войска 2-й армии получили почти 2-дневную передышку. За это время Людендорф успел закончить перегруппировку, выведя подразделения Макензена и Белова из-под наблюдения разведки 1-й русской армии.