имя мидян наводило ужас на эллинов» (Herod. VI, 112). Геродот подчеркивает не только воинское мастерство эллинских стратегов, но и бесстрашие афинских гоплитов. Недаром «отец истории» особо оговорился о том страхе, что испытывали греки перед персами. И надо сказать, что после подавления Ионийского восстания все основания для этого у эллинов были – мощь персидской армии была известна всей Ойкумене.

Потери сторон в битве обозначены довольно четко: «В Марафонском сражении пало со стороны варваров около шести тысяч четырехсот человек, а со стороны афинян сто девяносто два. Столько погибло с обеих сторон» (Herod. VI, 117). Обратим внимание, что «отец истории» упоминает только об афинянах, о платейцах же не говорит ни слова. Трудно сказать, почему так произошло, тем не менее количество афинских союзников, погибших в битве, нам известно – 14 человек. Чуть ниже я расскажу, откуда появилась такая информация.

Что же касается персов, то, судя по всему, Геродот назвал их реальные потери. Понятно, что на фоне рассказов о стотысячной орде персов у Марафона они кажутся незначительными, но если исходить из того, что армия Датиса и Артафрена насчитывала 20 000 человек, то все становится на свои места. Уничтожив практически треть вражеского войска, эллины достигли выдающейся победы.

О погибших афинянах Геродот делает существенное уточнение: «В этом сражении погиб полемарх Каллимах, отличившийся храбростью, а из стратегов пал сын Фрасила Стесилай; здесь же пал сын Евфориона Кинегир, которому была отрублена секирой рука в то время, как он ухватился за корму корабля; пало и много других значительных афинян» (VI, 114). Примечательно, что подвиг Кинигера со временем оброс поистине эпическими подробностями: «Писатели осыпают также похвалами афинского воина Кинегира. Убив бесчисленное множество в бою, он побежал по пятам противников, бегущих к судам, удержал правой рукой нагруженный неприятельский корабль и не раньше отпустил его, чем потерял руку. Когда же ему отрубили правую руку, он схватился за корабль левой. Потеряв и эту руку, он в конце концов удержал корабль зубами. Таково было мужество этого человека, что он не ослабел после стольких убийств, не был побежден, потеряв обе руки, а, превратившись в обрубок, сражался зубами, как бешеное животное» (Justin. II, 9).

Кенигер был родным братом Эсхила, «отца античной трагедии». Поэт Бенедикт Лившиц в стихотворении «Эсхил» нарисовал яркую картину гибели Кинигера:

В заливе воют трубы Марафона, И челюстями брат, уже безрукий, За скользкую хватается корму. Нам суждена победа в дивной сече: Мы всю добычу до прихода ночи На берегу подвергнем дележу[45].

В битве при Марафоне также участвовал и сам Эсхил, о чем прямо сказано в его эпитафии, написанной драматургом при жизни:

Эвфорионова сына, Эсхила афинского кости Кроет собою земля Гелы, богатой зерном; Мужество ж помнят его марафонская роща и племя Длинноволосых мидян, в битве узнавших его[46].

Эсхил больше всего в своей жизни гордился участием в Марафонской битве: «Эсхил, когда он почувствовал приближение конца жизни, не упомянул ни о чем другом, несмотря на то что он достиг столь великой славы и своими стихотворными произведениями и своим участием в морских битвах при Артемисии и у Саламина. Он велел (на могиле) написать только свое имя, присоединив имя отца и название города, и что свидетелями своей храбрости он имеет марафонский лес и мидян, отступивших туда» (Paus.I, XIV, 4). Недаром в Афинах на марафонских бойцов смотрели как на великих героев древности! Об этом свидетельствуют и почести, которых удостоились павшие в битве воины.

Рассказывая о надгробных памятниках в окрестностях Афин, Павсаний сообщает следующее: «Есть тут могильные памятники всем афинянам, которым выпало на долю умереть в морских сражениях и в битвах на суше, исключая тех из них, которые сражались при Марафоне: этим могилы воздвигнуты на месте сражения в честь их выдающейся храбрости» (I, XXIX, 4). В дальнейшем Павсаний вновь обратится к этой теме: «Есть дем Марафон, отстоящий на равное расстояние как от города афинян, так и от города Кариста на Эвбее. В этом месте Аттики высадились варвары, здесь они были побеждены в битве, здесь они, когда старались уплыть в открытое море, потеряли несколько кораблей. На равнине есть могила афинян, а на ней стелы, на которых написаны имена погибших и название филы каждого из них; есть и другая могила для беотийских платейцев и для рабов: тогда впервые сражались (вместе с эллинами) и рабы. И отдельно есть здесь могила славного героя Мильтиада, сына Кимона; его кончина последовала позднее, когда он потерпел неудачу у Пароса и поэтому был привлечен афинянами к суду. Тут каждую ночь можно слышать ржание коней и заметить сражающихся воинов. Не бывает, чтобы это прошло даром кому-либо, кто нарочно явится посмотреть на это явление, но если кому по незнанию или как-либо случайно <придется это видеть>, гнева богов на того не бывает. Марафоняне почитают тех, кто пал в этой битве, называя их героями» (I, XXXII. 3–4).

Во время раскопок Марафонского кургана, проходивших в 1890 г., были найдены останки 192 захороненных воинов, что полностью подтвердило информацию Геродота. Но мало кто знает, что у деревни Вранос, там, где предположительно находился лагерь греков, есть еще один курган, самым непосредственным образом связанный с Марафонской битвой. Он не настолько велик и величественен, как афинский, но и захоронено там гораздо меньше воинов – всего 14. Это погребение платейцев, погибших в сражении. Рядом находятся остатки еще одного кургана, и не исключено, что именно там и были похоронены погибшие в битве рабы. Как пояснил смотритель музея, во время Второй мировой войны этот курган разбомбила итальянская авиация и от него мало что осталось.

Бывший афинский тиран Гиппий, надеявшийся с помощью персов вернуться в Афины, вскоре умер. Плутарх рассказывает о том, что при Марафоне сторонники Гиппия подали