вопрос – откуда тогда эта легенда взялась?

В оборот ее запустил не кто иной, как Плутарх. Вот что поведал нам ученый грек в трактате «О славе афинян»: «Как рассказывает Гераклид Понтийский, известие о марафонской битве принес эреадец Терсипп. Но большинство говорят, что это был Эвкл, который прибежал с оружием, разгоряченный битвой, и ворвавшись в двери к пританам, сказал им только лишь “здравствуйте, победа!” и тотчас испустил дух. Положим, он, участник битвы, сам пришел собственным вестником. Однако же допустим, что какой-нибудь козопас или пастух, находившийся на какой-нибудь горе или возвышенном месте, стал зрителем сражения и оттуда, сверху, наблюдал то великое и превосходящее любые слова действо. И вот он пришел в город, вестник невредимый и кровью незапятнанный, и потребовал тех же почестей, что получили Кинегир, Каллимах и Полизел, поскольку он возвестил их доблесть, раны и гибель»[50] (3). Как следует из текста, Плутарх сам точно не знал, что же произошло в действительности, и высказывал определенные сомнения относительно хода событий. При этом писатель употребляет такие слова, как «рассказывает» и «говорят», словно отмежевываясь от приведенной выше информации. Вывод напрашивается простой – Плутарх просто передал ходившие слухи, за достоверность которых поручиться не может.

Следующим, кто вытащил на свет байку о марафонском бегуне, был Лукиан, древнегреческий писатель II в. н. э. из города Самосата. Под его талантливым пером Геродотов посланец в Спарту Фидиппид чудесным образом слился с марафонским гонцом и стал действовать под именем Филиппида: «Филиппид, в один день добежавший от Марафона с вестью о победе; обращаясь к архонтам, которые сидели тревожимые исходом битвы, он воскликнул: «Радуйтесь, мы победили». Сказав это, с вестью на устах умер, в призыве к радости испустив дух»[51].

Подведем итоги. В свете изложенного создается впечатление, что красивая легенда о марафонском бегуне есть не более, чем вымысел, который невозможно подтвердить документально. Запущенная в оборот Лукианом Самосатским, она зажила самостоятельной жизнью, обрастая новыми фактами и подробностями.

* * *

Еще один принципиальный момент. Сражение при Марафоне наглядно показало преимущество военной школы эллинов над персидской военной организацией. Доказало преимущество гоплитского копья над стрелой и дротиком. Различие в тактике двух армий отметил Эсхил в трагедии «Персы». Там по ходу сюжета персидская царица расспрашивает участника похода на Элладу о том, как воюют греки, и получает исчерпывающий ответ:

Атосса

Эти люди мечут стрелы, напрягая тетиву?

Хор

Нет, с копьем они предлинным в бой выходят и щитом. (Эсхил, 240).

Свидетельство Эсхила – это свидетельство участника событий, ветерана сражений при Марафоне, Артиемисии и Саламине, видевшего все своими глазами.

Величайшее значение Марафонской битвы заключалось и в том, что она выдвинула целую плеяду военных и политических деятелей Афин, которым очень скоро предстояло сыграть решающую роль в грядущих грозных событиях. Вот что сказал об этих людях Платон в диалоге «Менексен»: «Я утверждаю, что эти мужи не только дали нам жизнь, но и породили нашу свободу, да и не только нашу, но свободу всех жителей этого материка. Оглядываясь на их деяние, эллины проявляли отвагу и в последующих битвах за свою жизнь, став навсегда учениками сражавшихся при Марафоне».

Именно поколение марафонских бойцов спасет Элладу во время нашествия Ксеркса.

4. После битвы. 490–486 гг. до н. э

От Фалерона персидский флот отправился к берегам Малой Азии. Ктесий Книдский пишет, что Датис был убит в битве при Марафоне, а его тело победители отказались выдать персам (21). Но это не так, военачальник был жив и здоров. Когда же армада подошла к острову Миконос, Датис неожиданно распорядился обыскать все корабли. Геродот пишет о том, что полководец увидел некий вещий сон, но, скорее всего, он просто получил соответствующий сигнал. По крайней мере, создается впечатление, что Датис знал, что надо искать.

Когда на финикийском корабле была обнаружена позолоченная статуя Аполлона, было назначено следствие. Выяснив все обстоятельства случившегося, Датис распорядился погрузить статую на свой корабль и лично отвез ее в святилище на остров Делос, откуда она была похищена. Военачальник был очень осторожен в своих поступках, поскольку не знал, что скажет Дарий, узнав о неудаче при Марафоне. Но, с другой стороны, Эритрия была сожжена, и пусть частично, но волю владыки Датис и Артафрен выполнили.

Информации о том, как Дарий встретил своих полководцев, в источниках нет, Геродот только сообщает, что, узнав об итогах битвы при Марафоне, царь не на шутку разъярился на афинян. В этом свете участь пленных эритрийцев выглядела незавидной. Но Дарий не стал свирепствовать, а просто отправил их на поселение в Азию, где они проживали еще во времена Геродота, сохранив свой язык и обычаи.

Вопрос с Афинами Дарий решил закрыть раз и навсегда. Во все концы огромной державы помчались гонцы с требованием готовить войска и снаряжать корабли. Царь задумал грандиозный поход на Элладу и планировал его лично возглавить. Но Дарий всегда умел сдерживать свои желания, соотнося их с государственной необходимостью. Он не стал бросаться очертя голову в очередную военную авантюру, а решил тщательно подготовиться. Царь пришел к выводу, что одной из причин провала похода Датиса и Артафрена стал недостаток выделенных в их распоряжение войск, и поэтому задействовал для нового похода на Элладу все ресурсы государства. Новые войска требовалось собрать и как следует обучить, а военачальникам необходимо было проанализировать опыт неудачной кампании и сделать соответствующие выводы. Поход был отложен на три года, по мнению Дария, этого времени было вполне достаточно, чтобы закончить к нему подготовку. Но когда дело близилось к завершению, неожиданно вспыхнуло восстание против персов в Египте, и царю снова пришлось отложить свои замыслы относительно Эллады.

* * *

После битвы при Марафоне Мильтиад находился на вершине славы и пользовался в Афинах непререкаемым авторитетом. Хотя тревожные звонки и