– Э-э… Рыцарь… Ну этот… – начала блеять Джитта неожиданно тонким детским голоском.

– Тебя послал за мной рыцарь? – догадался менестрель. – Как его зовут?

– Фон Поленц… – наконец вспомнила Джитта.

– Чудеса… Он что, лишился своего оруженосца? Неужто пруссы проткнули Эриха стрелой?! Это было бы замечательно, одним плутом на земле станет меньше.

– Не знаю… – буркнула Джитта, постепенно обретая душевное равновесие. – Я проходила мимо, рыцарь попросил…

– Что ж, благодарствую, красавица. А поскольку все имеет свою цену, – по-моему, так звучит неписаный устав торговцев? – в том числе и услуги гонца, получи от меня плату.

С этими словами Хуберт снял с веревки, натянутой возле шалаша, большую вяленую рыбину и ткнул ее в руки маркитантки.

– Бери, бери, рыбка очень вкусная. Свежая. Мне сказали, что ты любишь вяленую рыбу. Не так ли?

– Да… Спасибо…

С этими словами Джитта круто развернулась и едва не бегом бросилась прочь. Хуберт расхохотался и занялся своими длинными густыми волосами. Теперь предстояло их хорошо отмыть мыльным корнем, просушить и тщательно вычесать частым гребешком – чтобы удалить мертвую вшу и гнид. А фон Поленц может и подождать – не велика цаца. Да и куда спешить?

Что касается вяления рыбы, то этим делом занимался менестрель. Он сам ее ловил в заливе, сам солил и потом вялил. Для этого Хуберт вкопал два столба и натянул между ними веревку. Но вывешивал сушить свой улов только тогда, когда находился возле шалаша. В противном случае рыбе могли приделать ноги – всегда голодные сариенты, полубратья и прочий служивый люд не гнушался элементарных краж, тащил все подряд, даже то, что можно было назвать съедобным с большой натяжкой. А уж вяленая рыба вообще считалась деликатесом.

«Зачем это я понадобился нашему малышу?» – размышлял Хуберт, направляясь к рыцарским шатрам. И он, и монах с некоторых пор начали считать рыцаря чем-то вроде сироты, приемыша, за которым нужно присматривать. Отец Руперт чинил Хансу одежду и обувь (он весьма ловко упражнялся с иглой и шилом), а менестрель частенько подбрасывал ему что-нибудь съестное, чаще всего ворованное из интендантских палаток, – рыцари тоже жили впроголодь, и только когда приходили корабли с провиантом и вином, они устраивали «обжорные» дни. Вот и сейчас Хуберттащил под мышкой три большие вяленые рыбины.

После того как Ханса фон Поленца вылечил прусский знахарь, он сильно изменился – стал задумчивым, не таким, как раньше, порывистым, не рвался в бой в первых рядах (но и не трусил), а к служивому люду, который присутствовал в воинском лагере, относился без заносчивости, присущей рыцарям. Если другие рыцари мало упражнялись с оружием, больше лежали на травке, пили пиво и строили планы штурма Хонеды – один фантастичней другого, – то Ханс гонял себя до седьмого пота с утра до вечера, вызывая изумление у наблюдателей своей неутомимостью.

Как обычно, Ханс фон Поленц махал мечом, яростно набрасываясь на чучело, набитое соломой, а Эрих безмятежно храпел на пригорке, прикрывшись от мух пышной древесной веткой.

– Что стряслось, мессир? – спросил Хуберт.

– О, ты принес рыбу! – обрадовался Ханс. – Благодарю тебя, мой спаситель. Я голоден, как волк. Сегодня утром нам выдали всего лишь по сухарю и по кружке пива. Корабли с провиантом запаздывают, икогда придут, неизвестно. Так мы скоро сожрем своих коней. Но тогда уж лучше смерть во время штурма. Скажи, тебе не приходилось быть в роли пусть не профессора, а просто педеля?[51]

– Помилуй Бог! Я не имею никакой склонности к этим профессиям, – ответил весьма удивленный Хуберт.

Что это Ханс удумал? – несколько растерянно размышлял менестрель. Иногда юного рыцаря посещали такие сумасбродные идеи, что даже у такого штукаря, как Хуберт, глаза лезли на лоб от удивления.

Ответ на этот вопрос не задержался. Рыцарь взял в руки хворостину, подошел к Эриху, который похрапывал и чему-то блаженно улыбался во сне, и изо всей силы хлестнул его по голому животу. Оруженосец не просто вскочил на ноги – он взлетел, будто его подкинула вверх камнеметная машина. И тут же рванул в кусты. Наверное, он решил, что на лагерь напали пруссы.

– Стоять! – загремел Ханс фон Поленц. – Назад, ленивая скотина!

Эрих опомнился и поплелся обратно, со страхом глядя на фон Поленца и почесывая горевший огнем красный след от удара хворостиной.

– У меня просьба, – рыцарь снова обратился к менестрелю. – Возьми этого болвана и научи его ловить рыбу. А если он проявит строптивость или начнет строить из себя большого господина, я разрешаю поколотить его дубиной как упрямого осла. Мы уже который день живем впроголодь, а мой оруженосец и слуга, вместо того, чтобы добыть что-нибудь съестное, днями лежит на боку и в ус не дует. Ну как, справишься с этой задачей?

Менестрель многозначительно ухмыльнулся; он точно знал, что кто-кто, а проныра Эрих голодным никогда не бывает. Оруженосец фон Поленца мог украсть яйцо из-под наседки, и она этого даже не почувствовала бы. Вот только делиться добычей со своим господином он не спешил – самому было мало. Задумчиво осмотрев Эриха с головы до ног (под его нехорошим взглядом тот съежился), Хуберт сказал:

– Мессир, по-моему, легче осла научить читать, нежели вашего оруженосца заниматься каким-нибудь полезным делом. Однако я попробую. Не святые же горшки лепят. Вот и я попытаюсь вылепить из этого ленивого оболтуса что-нибудь стоящее.

Эрих метнул на менестреля злобный взгляд, но промолчал и опустил голову как провинившийся школяр; он уже знал, что с весельчаком и гулякой Хубертом шутки плохи.

Несмотря на свои внешне неброские физические кондиции, жонглер был слеплен из очень прочного материала, а его мышцы были и вовсе стальными, в чем Эрих однажды убедился, когда попытался качать свои права.

Поговорив с рыцарем о том, о сем еще какое-то время, Хуберт попрощался с ним и вернулся к своему шалашу. За ним тенью побрел и Эрих. Добравшись до места, менестрель не стал откладывать поручение рыцаря в долгий ящик, а сразу же превратился в ментора. Прежде всего, он заставил Эриха плести леску из конского хвоста. Работа эта была нетрудной, но требовала усидчивости и терпения, чего у оруженосца отродясь не водилось. Но Хуберт был неумолим. А возразить ему или стать в позу Эрих не мог; во-первых, этому препятствовал приказ господина, а во-вторых, он уже знал, что менестрель тоже дворянин.

Покончив с плетением лески (у Эриха все руки были в крови – конский волос оказался слишком жестким и немилосердно резал ладони), оруженосец стал изучать другие рыболовецкие науки – как изготовить крючок, грузило и поплавок. Это было немного быстрее и легче, хотя с крючками (он сделал их несколько) пришлось немного повозиться, особенно с хитро загнутым острием. Затем Эрих вместе со своим «учителем» отправился в ближайший лозняк, где вырезал себе три удилища нужного размера. После этого ему пришлось окорить эти длинные палки и немного обжечь – для крепости – на костре.