Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вжухнуло сообщение. Пшик установил на них звук светового меча.
Сообщение гласило:
Эй, дракон. Ты что, фотку не получил?
У меня тут твой дружочек.
Внизу, в качестве подписи значился эмодзи с крюком, который красноречиво намекал на отправителя.
Через пять секунд световой меч вжухнул снова.
Выглядит он неважно. Ты б поспешил.
За ним следовала точка в гугл-картах – отель «Марчелло» в Новом Орлеане.
Третий вжух.
Айвори Конти говорит убить его щас, но я дам тебе еще час, прежде чем он закончит как Ваксмен.
К этому сообщению крепился файл: еще одно фото Ваксмена. Вернее, голова могвая на колу.
«Хук ошибся, – подумал Верн. – Надо было убить и Пшика. Потому что теперь мне есть ради чего жить».
Ближайший час.
Десять минут спустя Верн уже оказался в воздухе и был совершенно ошарашен текущими событиями в целом.
Во-первых, он входит в воздушное пространство Нового Орлеана впервые с той гребаной истории с видео, которое снял уборщик пару лет назад.
Во-вторых, он рискует собственным чешуйчатым задом ради какого-то пацана, которого видел-то раз два и обчелся, потому что… а, собственно, что? Пшик доставлял в хижину водку и драконью порнуху – так себе причина как убивать, так и умирать ради этого.
И третий залет: он позволил какому-то мудиле-копу так себя накрутить, что полетел прямиком в логово гангстеров, в немалой степени для того, чтобы письками помериться.
«Что бы этой ночью ни случилось, Ридженс Хук не уйдет – и даже не уползет».
– Совсем крыша у тебя протекла, лорд Хайфаэр, – сказал он себе строго. – Поворачивай сию же минуту.
И не повернул, потому что Пшик – хороший малый. Хороший и верный.
«Я поощряю в людях верность. Что дальше, буду присягать, мать их, овцам?»
И тем не менее Верн не повернул. То, что творил Хук, нельзя допускать, даже если это очевидная западня.
Верн летел низко, наслаждаясь теплом восходящих потоков.
«Что, кайфуешь?»
«Так вот, Виверн Всемогущий, если поворачивать ты не собираешься, давай-ка хотя бы включи в игру, мать ее, голову».
Что было справедливым замечанием.
Может, он и всесильный дракон, а они – кучка тупых людишек, так удобно сбившихся вместе для забоя, но иногда тупым улыбается удача, а всесильным – смерть.
«Сосредоточься, малыш. Вспомни, как Грендель вынес тот длинный дом у викингов? Давай вот так и поступим. Только вместо викингов читай: «итальянцы». Длинный дом – отель в центре города. А мечи – полуавтоматическое оружие».
Верн потихоньку начинал понимать, что с метафорами у него туго.
Новый Орлеан сиял огнями так, будто весь город был одной большой ярмаркой. Монолитные плиты небоскребов, кичливые надгробия на фоне ночного неба, не были и вполовину так красивы, как их нарисованные отражения. Особенно – стадион «Супердоум», не постройка, а фиолетовая сиська, напоминающая Верну о драконице, которую он однажды повстречал в, как ее сейчас называют, Бразилии.
«Южноамериканские драконицы. Епт».
Верн проскользнул над болотами Делакруа едва ли в десяти футах над портом Миссисипи. Он держал крылья прижатыми как можно плотнее, а рот – захлопнутым на замок. Один намек на пламя, и он подсветит себя для направленной в его сторону камеры. И если жизнь чему-то и научила Верна, так только тому, что рядом всегда найдется хер с камерой. А нынче этим хером мог оказаться даже робот. Где там тот Армагеддон, поскорее бы – тогда дракону, который всего-то пытается выжить, возможно, станет полегче.
Верн посигналил пигментным клеткам, и те подогнали цвет под природу Миссисипи – весьма неплохо, для случайного наблюдателя, потом поднялся немного выше, чтобы скрыться от плавучих дискотек, но продолжил следовать по реке на северо-восток, к Французскому кварталу. А там обоняние дракона свихнулось от многообразия запахов улиц, рога изобилия специй и парфюмов, из-за чего стало крайне сложно думать о чем-либо, кроме гумбо.
«Надо б в укрытие, – сообразил Верн. – Сперва послежу за отельчиком, потом схвачу этого уебка Хука, сорву его тупую башку и, может, яйца – в водке их замариную».
И мгновение спустя, слегка стыдливо:
«А еще спасти Пшика. Первым делом».
Верн зацепился когтем за средний шпиль собора Святого Людовика и, скрывшись там в тенях, воззрился с высоты птичьего полета на раскинувшуюся перед ним современную Гоморру.
«Наверняка выгляжу – просто отпад, – подумал он. – Здоровенный крутанский дракон у шпиля. Кристофер Нолан бы обосрался от восторга, если бы увидел».
Но никто его не видел. В этом и заключался весь смысл. Сопротивление желанию покрасоваться перед толпой – вот, как Верн выживал так долго. Но как же трудно приструнить себя, когда ты так прекрасен в действии. Десять лет жизни бы отдал, лишь бы хоть разочек оттянуться.
«Даже не знаю, что смогу натворить, – вдруг понял Верн. – Вот, сколько времени утекло».
От квартала внизу веяло центром города, где глянец прятал под собой порок, чтобы туристы набивали клювы по-боями или светили крепкими юными титьками, ничего не опасаясь. Или, если очень уж надерутся, покупали ненастоящие талисманы вуду, чтобы влезть кому-нибудь в штаны.
«Раньше это была карнавальная фишка. А теперь так всерьез, – подумал Верн. – Даже мужики развлекаются. Странно, что так долго сдерживались».
Но глянец Французского квартала наложили неровно; в углах, в недрах переулков проглядывало дно. Верн чуял жгучую сладость дешевого алкоголя, маслянистую пластиковую вонь подожженного крэка, прогорклый мускус беспробудных пьяниц. Он видел, как возбужденные гости города все из себя веселятся и гикают, будто они неуязвимы, будто куда ни плюнь не наткнешься на ствол или выкидной нож. Будто их не могут прихлопнуть как без особых раздумий, так и усилий. Он видел рабочие кадры, которые сновали в толпе трудолюбивыми муравьями, продавая заветные пакетики, обчищая карманы, заманивая лошков в свои заведения. Все шло своим чередом, как и раньше на протяжении столетий, кроме недели сокращенного обслуживания из-за множественных косяков Федерального агентства по управлению в чрезвычайных обстоятельствах после того, как «Катрина» затопила восемьдесят процентов города.
В другой вечер Верн, может, даже насладился бы редкой сменой пейзажа, но сейчас перед ним стояла задача отмстить жестокое убийство Ваксмена, спасти своего пацана и похоронить констебля Хука так глубоко, что без археолога не откопают.
Сердцем Верн никак не мог поверить, что Ваксмена действительно больше нет. А вот нутро переворачивало от старого доброго друга-или-члена-семьи-убил-человек чувства, которое он так хорошо помнил. Он по собственному ох какому обширному опыту знал, что месть не сможет как по волшебству заставить это чувство уйти, но определенно сумеет его малость притупить.
