Я помотал головой и шмыгнул носом, втягивая влагу.

— Я разозлился, — сказал медведь. — И дрался от души.

Ему удалось наконец повернуть голову и взглянуть на меня.

— Я дрался от всей души — за тебя и твоего брата. Как хорошо, что ты сумел раздуть во мне ту искру. Но я тебе больше не помощник. Придётся тебе искать Индру и Иммера самому.

Я закрыл лицо руками и покачал головой:

— Как? Как я их найду? Если Индра затащила его в лес, они могут быть где угодно!

Меня трясло от плача, и Тьодольв положил лапу мне на грудь.

— Не плачь. Помни, у всего есть запах.

И он указал на след — цепочку тёмных, почти чёрных капель. Цепочка тянулась через двор и исчезала в полутьме свода, ведущего к воротам. Кровь Индры.

— Знаешь, почему… — Тут медведю пришлось прерваться, голос его подвёл. — Знаешь, почему мы так хорошо чуем кровь? Знаешь, почему от запаха крови шерсть у нас встаёт дыбом, как волоски на листьях крапивы?

— Нет…

— Потому что мы хищники, Сем. Не только я, но и ты. — Медведь улыбнулся. — А ты не знал? Не знал, что в тебе есть искра?

Он бессильно опустил голову на землю, закрыл глаза и замолчал. Я ещё какое-то время посидел, поглаживая его, а потом поднялся. Подошёл к колодцу, напился, ополоснул лицо ледяной водой. И направился к стене. Из погреба доносился меланхоличный вой Рыжего Хвоста, он преследовал меня и в проходе, и когда я вышел из разбитых ворот.

Спутать след Индры с чем-то ещё было невозможно. Раны её сильно кровоточили, а там, где она проползла, трава полегла под тяжестью её тела. Я постоял, глядя на след: он тянулся по земле и исчезал между деревьями. Я пойду по этому следу. Но сначала кое-что захвачу.

Искра

Наш с Але лагерь я нашёл не сразу, но и быстрее, чем ожидал. Я же помнил, какой дорогой мы с Иммером уходили из замка — уходили в день, когда закончился дождь. Мы тогда пробежали через лощину, обогнули валуны, похожие на семейство троллей, и перешли вброд ручей. Потом шли по холмам, пока они не кончились. И вот теперь я шагал тем же путём, по холмам. Где-то здесь мы с Иммером и поссорились. Иммер убежал, я не знал, что делать, и не запомнил, куда иду. Но сейчас я довольно быстро отыскал место, где долго плакал, лёжа на земле. Я сразу почувствовал себя увереннее и побежал. Я бежал, ветки хлестали меня по лицу, хватали за одежду, но я не обращал на них внимания, потому что знал: уже близко место, где я в первый раз увидел, как Але переворачивает над огнём окуньков, место, где мы с ним прожили несколько дней.

Добравшись до кострища, я перевёл дух. Окинул взглядом обугленные головешки, опилки на земле. Дрожащей рукой подобрал тетеревиное перо, повертел в пальцах — и вдруг отчётливо вспомнил дни, проведённые с Але. Запах дыма и как щипало глаза. Вяленое мясо — как резиновое, волокна застревают в зубах. У воды в бурдюке привкус земли. Але говорил мне, как называются разные птицы. Показывал созвездия, и движения руки были плавными, словно Але пальцем рисовал линии, соединяя ими точки звёзд. Дни, когда всё было просто. Хорошие дни. Я стоял над кострищем. Повторятся ли они когда-нибудь? Станут ли в моей жизни чем-то большим, чем просто воспоминания?

Но я же пришёл сюда не мечтать и не о себе думать! Я выпустил перо, и оно, вертясь, опустилось на землю, а я заторопился дальше. Озеро, где мы купались и искали яшму, лежало неподалёку, но я направлялся не туда. От кострища рукой было подать до гнилого дерева, к которому Але в последний день отвёл меня учиться стрелять. Вон оно, мелькнуло среди стволов. Ветки без листьев походили на длинные чёрные руки с растопыренными вывернутыми пальцами. Я вытянул шею, но лука с колчаном не увидел. Сердце испуганно стукнуло, и я припустил ещё быстрее.

Добежал, остановился. Вот он, камень, на котором мы сидели и разговаривали. Пульс жёг мне кожу. Я обвёл взглядом землю под деревом. Лука не было. И колчана тоже. Але унёс их с собой.

Какой же я дурак. Разумеется, Але забрал лук и стрелы. Он ведь предупреждал меня, что если лук останется лежать на земле, то тетива от сырости растянется. Но мне было всё равно — я тогда фыркнул и сказал, что лук мне не нужен. Что на меня нашло, откуда такая безграничная глупость? Я сел, но тут же снова вскочил. Может, я зашвырнул лук с колчаном дальше, чем мне помнится? В заросли? Я полез в колючие кусты. Я ломал и выдёргивал ветки, но в глубине души уже знал, что ничего там не найду. Но мне надо было как-то справиться с отчаянием, оно нарастало, как давление в паровой машине. Я схватил камень, швырнул изо всех сил и заорал. Ну почему я такой дурак? И ещё я орал оттого, что знал: без оружия мне ни за что не одолеть Индру.

Когда камень упал на землю, что-то хрустнуло. Лесная живность, напуганная вторжением, притихла, и в тишине совсем рядом со мной села на землю какая-то птица с мухой в клюве. Щегол? Птица выпятила круглую грудку, настороженно поглядывая на меня.

Перед тем как мы с Але распрощались, он указал мне на щегла. Может, это тот самый? Может, у него тут гнездо? Не успел я додумать про гнездо, как птица вспорхнула и скрылась в кроне липы. Там, на ветке, она опустилась в гнездо, похожее на чашу. Но не от вида гнезда я завопил от радости, стоя в зарослях на коленях. Нет, я увидел кое-что другое. Прямо под гнездом, с раздвоенной ветки, примерно там, куда дотянулся бы взрослый человек, свисали две вещи: мой лук и колчан со стрелами.

Я вскочил и бросился к липе. Если потянуться, то я достану до лука. Потом я подтащил под ветку поваленный ствол, встал на него и дотянулся до колчана. Колчан я повесил на плечо. Меня переполняло предчувствие важного дела. Але оставил мне оружие. Оставил, потому что знал, что я могу за ним вернуться, что оно может мне понадобиться? Понял ли он это каким-то необъяснимым образом?

Я попробовал тетиву. Тугая. Хорошо. С растянутой тетивой у меня бы ничего не вышло, а свить новую я не сумею. Я крепко обхватил древко лука правой