— Она была моей первой любовью, — сказал он.

Я нашла в себе силы на сочувствие.

— Любила ли она меня так, как я любил ее?

— Конечно любила, — уверенно отвечала я.

— Наши отношения и не могли продержаться долго, — признался он как-то раз. — В Иллинойсе закон не запрещает заключать смешанные браки, но мне все равно не удалось бы жениться на Руби. От предрассудков никуда не деться, и если с некоторыми из них еще можно бороться, то с другими… Танцовщица с шаром, — он замолчал, пытаясь подобрать слова, — это вообще отдельная история.

— Но ты же всегда знал, что она выступает обнаженной, — напомнила я.

— Но в Уиннетке об этом бы никто не узнал, — ответил он. — Вот только эта статья в «Лайф» все перевернула с ног на голову. То есть ты только посмотри на нее! Если бы твой брат привел домой такую девушку, что бы сказали твои родители?

Брата у меня не было, но, если бы отец узнал, чем я занималась, он забил бы меня до смерти. Тут и думать нечего.

— А что ты сможешь сказать о такой девушке, как я? — спросила я. — Я — танцовщица. Мое фото мелькало в нескольких выпусках «Сандэй» благодаря той статье из «Ассошиэйтед Пресс», я снималась в той рекламе. Что бы сказали твои родные, если бы ты привез домой меня?

— Ты не танцуешь голой, — сказал он.

И в этот момент к нашему столу подошла Руби.

— Не волнуйся, дорогая. — Джо похлопал меня по руке. — Придет день, и ты встретишь такого парня, как я.

Он не любил меня так, как я любила его, но я решила, что оставаться друзьями лучше, чем вообще лишиться его.

Беременность Элен долго не была заметна. Она выступала каждый день, к тому же ей очень повезло — ее беременность протекала легко. Однако в мае, на шестом месяце, живот уже было не скрыть, и я заняла ее место.

Зрителям очень понравилась наша с Эдди пара. Однако, хоть мы и выглядели роскошно, это не помогало Эдди справиться с меланхолией, начавшейся еще в Сан-Франциско, и он взбадривал себя алкоголем. Элен никогда не жаловалась, но я не собиралась терпеть подобное. Если он позволял себе мартини между первым и вторым выступлениями, его ждала взбучка, а если он угощал всех посетителей бара между вторым и третьим, я устраивала настоящий скандал, потому что он не мог угощать и не пить.

— Не дыши мне в лицо! — яростно шипела я ему на ухо во время танца. — От тебя несет ликером даже во время вдоха!

— Я что, где-то оступился? — спрашивал он меня, опрокидывая на спину через свое бедро.

Разумеется, он не делал никаких ошибок, потому что был великолепным танцором.

Восьмого сентября 1941 года Элен получила то, о чем молилась: она родила сына. Он появился ранним вечером, пока мы все были еще в клубе. Ребенок был полностью доношен, хоть и родился через семь месяцев после свадьбы Элен и Эдди. Семейство Фонг устроило пышный праздник ровно через месяц после его рождения, закатив банкет в «Шанхай Лоу». Они были готовы на все, чтобы сохранить лицо. Отец Элен даже пригласил на него Руби. Как один из лидеров Чайна-тауна и член Шести Китайских Компаний[21], он демонстрировал всем свою значимость, заполучив на свое торжество знаменитую Принцессу Тай, фотография которой украшала обложку «Лайф». Руби была в строгом дневном платье изумрудного шелка с отделкой по подолу и в такого же цвета вуали, опускавшейся ей на глаза. Она справилась со своей ролью, как настоящая звезда: пожимала руки, позировала фотографам и непрестанно улыбалась.

Зал был украшен корзинками с яйцами, выкрашенными в красный цвет, что символизировало счастье и возрождение жизни. Лежавший там же имбирь символизировал «ян», тепло и восстановление сил молодой матери, которая устала и ослабла после родов.

Младенец пока не был похож ни на китайца, ни на белого, что было всем лишь на пользу.

Мистер Фонг впервые публично назвал имя внука: Томас Бо Ю By. «Детское» имя Бо Ю означало «рыбка-первенец». Элен сказала, что назовет сына Томми — похоже на «Тим», что понимали те, кто знал обо всей этой истории.

Банкет был в лучших китайских традициях, с супом из ласточкиного гнезда и прочими деликатесами. После банкета Элен пригласила нас с Руби к себе.

Когда я сказала Элен, что она обращается с ребенком как опытная мать, та тихо рассмеялась в ответ.

— Ты представляешь, сколько племянников и племянниц выросло под одной крышей со мной?

Я долго всматривалась в крохотное личико, тронула вихор тонких волос неопределенного цвета. Он казался мне совершенно обычным ребенком, но Элен пребывала в каком-то дурмане, не сводя с него лучащихся любовью глаз.

— Одна радость гонит прочь сотни бед, — процитировала она, и я кивнула, как будто понимала, о чем она говорит.

Руби первой устала от ритуальных восторгов перед ребенком.

— Мне казалось, что вы с Эдди собирались переехать в собственный дом, — сказала она.

— Здесь нам лучше, — ответила Элен. — Безопаснее.

— Безопаснее?

— Стены дома, семья и… — Элен повела рукой, указывая на признаки благосостояния.

— А что Эдди?

Элен, казалось, была озадачена этим вопросом.

— А что Эдди? Его никогда нет рядом.

Руби склонила голову и задумалась.

— Он уходит сразу после окончания последнего выступления…

— Но идет не домой, — закончила за нее Элен. Похоже, это ее не беспокоило. — Он гуляет ночами напролет. Он не говорит, где бывает и что делает.

— Тебе стоит вернуться в клуб, — предложила Руби. — И присматривать за ним.

— Да, я собираюсь, — сказала Элен.

Она покрепче обняла ребенка, и он жадно приник к груди. Молодая мать выглядела умиротворенной, даже странно счастливой. Глядя сейчас на этого мальчика, я не могла себе представить, какая его ожидала судьба, как его, полукровку, примет Чайна-таун и люди за его пределами. Для него все будет намного тяжелее того, через что прошла я в Плейн-Сити. Тогда я поняла, что все мы, включая Томми, были прокляты, но не по-китайски, когда на чью-то голову призываются неудачи или дурная судьба. Над нами тяготело проклятие Запада, определявшееся кровью, которая текла в наших жилах, тайнами, которые мы вынуждены были хранить, и ложью, за которой должны были прятаться. Это проклятие сотворили мы сами, а Америка привила нам искусство отчаянно отрицать его существование перед самими собой и перед другими.

Но сейчас, глядя в лицо малыша, Элен была возвышенно, блаженно счастлива.

Когда Томми исполнилось три месяца, Элен с большой неохотой вернулась в