Подойдя к нему, Конн слегка поклонился и тихо произнес:

— Лорд Сторн, я вижу, наконец-то вы ощутили на себе результаты своих приказов! — Солдату же он бросил: — Старики все похожи друг на друга, если на них нет роскошной одежды и парика.

Солдат пригляделся.

— Зандру меня побери! — воскликнул он. — Мой господин, я не знал… я всего лишь исполнял ваш приказ выставить семью Джереда…

Сторн фыркал и, казалось, готов был взорваться.

— Мой приказ? — зловеще повторил он. — Разве в нем сказано, что выставлять семью Джереда из дома нужно посреди ночи, в такую бурю?

— Но, — неуверенно произнес солдат, — я думал, после этого нам не придется возиться с другими… Надо лишь показать пример…

— Ах, ты думал? — угрожающе спросил Сторн. Он указал на дрожащих, плачущих детей. — Глядя на них, я сомневаюсь, что ты вообще способен думать.

В разговор вступил Конн:

— Дело уже сделано. Сейчас главное — предоставить этим детишкам кров.

Сторн хотел было что-то сказать, но Конн повернулся к нему спиной и направился к женщине, у которой на руках были спеленутые младенцы.

Лорд Сторн жестко приказал солдату:

— В следующий раз слушай, когда тебе что-то говорят!

Солдат хотел что-то сказать, но при виде искаженного гневом лица Сторна молча отдал честь, коротко скомандовал своим людям, и они ушли. Тем временем Конн говорил с женщиной.

— Значит — близнецы, — произнес он. — Моей матери довелось пережить такое же и тоже по милости лорда Сторна, если я не ошибаюсь, когда мне с братом было всего лишь по году от роду. У тебя есть куда идти?

Стесняясь, она ответила:

— Моя сестра замужем за хорошим человеком, который работает на войлочных фабриках в Нескье, они с мужем могут хоть на какое-то время нас приютить.

— Хорошо. Тогда тебе надо туда добраться. Маркос… — Он подал знак пожилому человеку, — посади эту женщину с детьми на мою лошадь и дай им в сопровождение одного, нет — двух своих людей, чтобы они несли младшеньких. Приведите их в Хамерфел и поселите в доме кого-нибудь из наших арендаторов, а днем снарядите им телегу и проводите до Нескьи или — куда им надо. Один из наших мог бы отвезти их туда, а заодно — пригнать обратно телегу с ослом.

— Но как же вы без лошади, ваи дом?

— Ерунда. Делай, как я сказал. Пешком доберусь. У меня есть в запасе пара хороших ног, — ответил Конн, а затем опять обратился к женщине: — И что вы будете там делать?

— Мой муж — стригальщик овец, ваи дом, и все время на работе, а несколько недель назад нас выгнали из дома как раз перед тем, как малютки должны были появиться на свет…

Молодой мужчина грубой внешности, с растрепанными ярко-рыжими волосами и черными глазами встал рядом с женщиной и сказал Конну:

— Я всю жизнь работал, но теперь с четырьмя, нет — с шестью ртами, которых надо кормить, — как я пойду бродяжничать? И ведь всю жизнь я только и заботился о своем доме… а меня выгнали… но я не сделал ничего, чтобы так со мной поступать, ваи дом. Совершенно ничего. Хотел бы я спросить у старого Сторна, в чем моя вина, что я заслужил такое?

Конн кивнул головой в сторону и предложил:

— Вон он стоит. Спроси его.

Молодой человек нахмурился и потупил взор, но все же повернулся к лорду Сторну и произнес:

— За что, ваи дом? Что мы вам сделали, чтобы вот так выкидывать нас на улицу? Теперь уже дважды.

Сторн стоял, напряженно выпрямившись. Глядя на него, Конн решил, что тот изо всех сил пытается сохранить достоинство. Действительно, трудно выглядеть достойно, стоя посреди дороги в заплатанной рубашке, едва прикрывавшей дряблые старческие ягодицы. Кто-то дал ему попону, которую старик накинул на плечи, но все равно не мог унять дрожь.

— Эй, человек, как твое имя? Джеред не сказал мне, что ты женат на его старшей дочери.

Мужчина прикоснулся пальцами к пряди волос на лбу.

— Эвин, ваи дом.

— Тогда, Эвин, ты должен знать, что эта земля истощилась. Она не может больше родить зерно и не может прокормить молочный скот. Единственное, на что она еще пригодна, это разводить овец. Но овцам надо много места для пастбища. Раз ты работаешь стригальщиком, то для тебя в будущем найдется работа. Но мы должны покончить с мелким фермерством и объединить угодья. Неужели это не понятно? Здесь все ясно как на ладони. Только дурак будет пытаться содержать на этой бесплодной земле тридцать мелких хозяйств. Мне очень жаль вас, люди, но что я могу поделать? Если я буду голодать только потому, что никто из вас не сможет прокормиться, а тем более платить за аренду, то никому из вас это пользы не принесет.

— Но я не голодаю, я всегда, до последнего дня, сполна выплачивал ренту, — настаивал Эвин. — Я не живу земледелием, за что же меня выгонять?

Сторн опять покраснел, и было видно, что в нем вскипела злость.

— Да, тебе это может казаться несправедливостью, но мой управляющий сказал, что я не могу делать исключений. Если я позволю остаться хоть одному мелкому арендатору, независимо от того, насколько хороши его дела, а у тебя они, несомненно, идут хорошо, то все начнут говорить, что тебе дано особое право остаться. Некоторые из них не платили мне ренту по десять лет, а кое-кто даже пятнадцать и двадцать — еще до великой засухи. Я вовсе не тиран — я всем здесь прощал неуплату за год, но хорошего — понемногу. Когда-то должен был прийти конец. Мои земли больше непригодны для земледелия, и я не хочу оставлять на них арендаторов. От этого нет никаких доходов, а если я разорюсь, вам от этого лучше не станет.

Конна потрясла железная логика и очевидность всего сказанного. Владения Хамерфелов были в том же бедственном положении, но какой прок от того, что всем мелким арендаторам предоставят выживать самостоятельно, кто как может, или если они разбредутся восвояси? А может, Сторн просто сдался под давлением необходимости? Он должен поговорить накоротке с Аластером и, возможно, с самим лордом Сторном. В конце концов тот правил землями в горах задолго до того, как Конн появился на свет.

Но должен же быть какой-то способ делать крестьянам поблажки в исключительных случаях. И если земля больше не пригодна для земледелия и ею владеет один человек, разве не должен он сесть по-хорошему со своим управляющим и арендаторами, чтобы вместе подумать, как лучше использовать эту землю, а не решать одному за всех, как это сделал Сторн?

Довольно. Ведь сам-то он не был герцогом Хамерфелом, несмотря на полученное воспитание. Он должен посоветоваться с Аластером: по обычаю, только его брат вправе принимать решения. «Пусть это будет даже неправильное решение», — добавил внутренний голос. Но на это возразила другая половина его души, взращенная Маркосом: «Я в ответе за всех этих людей», — напомнив ему, что даже если Аластеру безразлична их судьба, Конн все равно должен попытаться убедить его принять правильное решение.