Две последующие атаки закончились для турок все так же безрезультатно. Солнце уже коснулось края степи, и по земле протянулись длинные тени.

– Еще час – и можно будет начинать отход, – сказал Егоров, оглядывая горизонт. – На прикрытие оставим вторую стрелковую и дозорную полуроту, ну, еще и плутонг отборных стрелков им на усиление, чтобы отпугивать разъезды.

– Ваше высокоблагородие, чего это там, кажись, пожар в станице? – старший барабанщик Дементьев показал на клубы дыма и огненные языки пламени, окутывавшие хаты.

– Там же люди! Господин подполковник, разрешите мне с ребятками мирных вызволить?! – Самойлов сдернул с плеча егерскую фузею, намереваясь вести свою полуроту в станицу.

– Подпоручик, стоять! – рявкнул Егоров, напряженно вглядываясь в происходящее в версте от холма. Турки уже несколько часов назад зашли в эту станицу, там хлопнуло несколько выстрелов, а потом все стихло. И вот на тебе, жилища людей пылали, а в сторону русских позиций тянулась какая-то странная процессия.

– Ну, гады! – пробормотал сквозь зубы подполковник. – Они же мирных на нас гонят, а сами за ними идут, прикрывшись.

– И правда! – Самойлов с удивлением смотрел, как растянутую толпу баб, мужиков и детей с криками гонят перед собой османские солдаты.

– Работают только штуцерники! – рявкнул Егоров. – Аккуратно, чтобы никого из мирных не задеть! Всем остальным надеть штыки! Батальон, приготовиться к атаке!

Штуцера били выборочно, стараясь не зацепить станичников. Более высокий уровень расположения обороняющихся позволял стрелять по задним рядам турок, и они, чувствуя опасность, напирали вперед, стараясь как можно плотнее прикрыться мирными.

– Двести пятьдесят, двести, сто пятьдесят, – отсчитывал расстояние до приближавшихся к позициям Гусев. Батальон с напряжением ждал команды пойти в атаку.

– Лягай! Лягайте все! Вниз! На землю лягайте! – выскочивший вперед дед, призывно взмахивая руками, кричал станичникам и показывал, что им нужно сейчас делать.

Одна, вторая, третья фигурка селян опустилась на землю. А дед Дорофей все продолжал надрываться:

– Лягайте, люди, зараз стрелять будут! – и бахнул поверх голов из своей фузеи.

После этого выстрела вся цепь из мирных словно бы дрогнула. Мужики и бабы, прижимая к себе детей, попадали вниз.

– Це-елься! Огонь! – скомандовал Алексей, воспользовавшись удобным моментом. Мощный залп, произведенный в упор, выбил первые ряды турок. – В штыки! Ура!

Ура-а! Пять сотен глоток подхватили клич, и волна атакующих с блестящими в закатных лучах солнца стальными жалами понеслась вниз. Подполковник бежал вместе со своими солдатами. Злость, ненависть к врагу, бешеная удаль – все разом выплеснулось наружу в этой атаке. Раз! Уклон от удара саблей вбок, и с проворотом по часовой приклад влупил османскому субаши в висок. Штуцер назад в боевое положение, а теперь клинковый штык рванул вперед, входя в грудь следующего соперника. С хрустом вырвав его из падающего тела, Лешка пошел на третьего. Турок не принял боя и, развернувшись, с криком бросился назад.

Ура-а! Османские солдаты неслись вниз по склону прочь от этих бешенных зеленых шайтанов.

– Командирам осмотреться! Проверить своих людей. Оказать всем раненым помощь. Их вместе с мирными всех к берегу! Начинаем переправу! – распорядился Алексей.

Егеря поднимали с земли перепуганных станичников, подхватывали на руки детей. Вот двое перевязывают голову своему товарищу.

– Что, сильно его? – спросил Лешка, глядя на окровавленного солдата.

– Да не-е, вашвысокоблагородие, – мотнул головой тот, что завязывал узелок на повязке. – Каску-то сабля просекла, а вот дальше черепушку проломить у нее уже силы не было. Повезло Пахомке, только лишь мякоть резануло.

– Ну, хорошо, – кивнул подполковник. – Вы его под руки – и к берегу. Самого только не отпускайте, а то он вон сколько крови потерял. От такой убыли слабость большая бывает, самому трудно идти.

– Так точно, вашвысокоблагородие, доведем, – подтвердил егерь, и Лешка пошел дальше.

Впереди толпились егеря-разведчики.

– Что у вас там?! – Егеря расступились, и перед командиром батальона предстал лежащий на земле дед Дорофей. Рядом с ним на корточках сидели Мишаня, Цыган и старший лекарь.

– Архипович, ну как же это так?! – Лешка упал на коленки рядом с дедом. Бросив взгляд на распоротый и просеченный кафтан, он посмотрел на Мазурина.

– Все, Алексей Петрович, – отвечая на молчаливый вопрос командира, вздохнул тот. – Отходит уже Дорофей Архипович. Ничего я не мог сделать, там сабля всю грудь просекла, кровь вовнутрь идет, и никак ты ее не остановишь, – словно бы оправдывался он перед всеми.

– Прости, Ляксей Петрович, – прошептал дед. – Не смог я с тобой Очаков взять. Без меня уже вы. Все, отвоевался. Мишаня, Мишаня, – еле слышно промолвил он, – возьми вот. Это мой образок малый. Еще матушка в рекрутчину давала, я сохранил. А теперь вот ты носи. Столько он сберегал меня. Не страшно, за людей умираю, за своих. На погосте похороните, рядом с женой, с моими…

– Все, отошел, – прошептал Лужин, стаскивая с головы каску. По его щекам текли слезы.

– Милорадович, Гусев, господа, организовывайте погрузку на баркасы, – распорядился Егоров. – В первую очередь вывозим мирных, раненых и убитых. Потом уже грузятся стрелковые роты. Я скоро буду.

* * *

Алексей выхватил саблю с георгиевской лентой на темляке.

– Отделение, капралу Леонтьеву салют! Огонь! – Раскатистым залпом хлопнули десять фузей почетного караула.

– Мы еще вернемся сюда, дед. Мы обязательно скоро вернемся. – Мишаня поправил связанный ремнем крест на свежей могиле. – Спи спокойно, теперь я за тебя сам на Очаковские стены поднимусь.

– За эти сутки, проведенные на правом берегу Буга, вы не на шутку всполошили все османское командование Очаковской группировки, – подводил итоги операции на совещании старших командиров пограничной линии полковник Баранов. – Турки бросили на вас два конных и еще два пехотных алая, которые вы хорошо потрепали. Обеспокоенные создавшимся положением, подумав, что мы начали большое наступление, они прислали позже еще два конных и три пехотных алая, которые к бою подойти уже не успели. Но теперь они вместе с теми подразделениями, что понесли потери, заняли оборону на своем берегу. Казаки Касперова за ночь и половину дня успели пройтись по тылам неприятеля и, как доложился сам Сергей Федорович, порубили его там, в открытой степи, не менее трех сотен. Егеря из батальона генерал-майора Кутузова, усиленные волкодавами Егорова, уничтожили укрепления противника на островах Буга. Более сотни турок там было убито и примерно столько же взято в плен. Захвачено при этом семь малых орудий и много боевого припаса. Ну и, собственно, особый батальон Егорова. Им было отбито семь атак, уничтожено большое количество солдат и командиров неприятеля. Как я уже упоминал ранее, на правом берегу Буга было изрядно потрепано четыре алая. Но самое главное – это то, что добыта достоверная информация о нынешних намерениях турок. Теперь мы знаем точно, где нам ждать их наступления. Кинбурн – вот та крепость, где они нанесут по нам вскоре свой удар. – Баранов ткнул пальцем в лежащую перед ним карту. – И, оценив общую обстановку здесь, на юге Новороссии, все становится совершенно понятно и логично. Вот эта длинная песчаная Кинбурнская коса очень далеко выходит в море, а ее оконечность находится как раз напротив Очаковской крепости. По месту своего расположения она имеет огромную важность, ибо препятствует свободному проходу османских военных судов к Днепру и тем самым перекрывает самый удобный путь из Очакова в Крым. Командование Днепровской армии после получения нужных сведений теперь приняло решение о переброске части сил к Суворову Александру Васильевичу в Кинбурнскую крепость, которую он вот уже второй месяц готовит к обороне. С этой пограничной линии решено снять только отдельный особый батальон егерей. Всем остальным войскам предписывается готовиться к обороне и всячески показывать туркам, стоящим на правом берегу, что мы сильны и можем повторить свой недавний десант. Пусть они там не успокаиваются и продолжают держать на Буге как можно больше своих сил. Алексей Петрович, когда твой батальон сможет выйти на марш? – обратился он к подполковнику.