Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Афанасий подошел к перилам, всматриваясь в остров, мимо которого они проходили. Его глаз искал постройки на берегу, дымки костров, иные следы человеческого присутствия. Хотелось понять, как живут другие люди. Сравнить их быт с виденным в Индии, Хорасане и других местах. Записать опять же, если отыщутся подходящие слова. Но взгляд натыкался только на темную полоску зелени, начинающейся сразу за прибрежным песком.
К полудню остров пропал за кормой. Сначала исчезла полоска зелени, потом основание скалы, потом и вся она будто утонула в пучине. Афанасий до вечера сидел на носу, читая церковные книги, но взгляд его все время соскальзывал со страниц на волнующуюся морскую голубизну. То ли описание церковных обрядов было не так интересно, то ли неизведанная даль манила сильнее, но в голове после чтения ничего не осталось.
Когда солнце начало медленно топить свой диск в океане, Афанасий поманил боцмана, и они снова спустились в трюм. Расстелили карту на поставленном на попа бочонке.
– Ну, где твоя Абиссиния? – набросился на него купец.
– Да вот, господин, тут должна быть, – боцман ткнул пальцем в плохо прорисованный берег. – Если посчитать, то скоро уж доплыть должны. Наверное, – добавил он, чуть подумав
– То есть ночью, во тьме?
– Ну да.
– А как же камни, отмели, островки маленькие? В темноте ведь дэв знает на что наткнуться можно!
– Ага, тем более, что ветер нас в сторону берега несет, – поддакнул боцман.
– И что будем делать?
– Так, может, вы сходите к капитану, спросите, что он думает?
– Ну, знаешь… – задохнулся от возмущения Афанасий, но спорить было бесполезно. – Ладно, давай так: поставь двойную вахту, пусть во много глаз смотрят. Парус прибери, чтоб тава сама малым ходом шла. А на нос – человека с палкой самой длинной, какая найдется. Как только он дно учует, пусть кричит, чтоб разворачивали. Ясно? Да ты лучше меня все это знаешь.
– Знаю, господин, – кивнул боцман. – Но за корабль отвечать не хочу.
– Я уж понял. Ладно, иди, – махнул рукой купец.
Боцман свернул карту, сунул ее за пазуху, подпрыгнул, уцепился за край люка и, мелькнув заскорузлыми пятками, вылез из люка.
Вот ну что за человек, – вздохнул Афанасий. – Никакого спасу.
Однако ночь приближается. Попробовать уснуть? Он направился к общей каморе, в которой, не зная о грозившей опасности, измотанные качкой, спали прочие. А ему как уснуть, ожидая, что в любой момент острые камни могут вспороть обшивку? И в замкнутом пространстве находиться не хочется, случись что, можно не выбраться, потопнуть вместе с крысами.
Афанасий свернул к давно облюбованному им ларю у мачты. Улегся на него, положив под голову руки, и уставился в бархатное, полное звезд небо. И сам не заметил, как уснул. Когда он проснулся, было утро. Солнце освещало полоску золотого песка перед темно-зелеными зарослями раскидистых растений, отбрасывало яркие сполохи на черные, поросшие лесом скалы, что высились над бухтой неподкупными стражами, будило первых птиц, кои с криками отправлялись в море добывать себе рыбку на завтрак.
Матросы как ошпаренные носились по кораблю. Одни тянули канаты и ладили якоря, другие доставали из трюма кожаные щиты, кожаные же шлемы, копья, топорики и другое нехитрое вооружение. На носу два пушкаря ладили небольшую пушечку.
«Олло перводигер, Олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти[33]», – запричитал вдруг один моряк, косясь на недалекий берег. Другой, пробегая, отвесил ему сильную затрещину – мол, не каркай. Хорасанские же купцы оживились. Выпятив сытые животы, они прохаживались вдоль бортов, всматриваясь в береговую линию. Ну как удастся еще чем поживиться, поторговать, раз уж в такие дали занесло.
Афанасий поднялся, отыскал взглядом боцмана. Размахивая жилистыми руками, тот отдавал распоряжения начальнику воинской команды. Показывал, где расставить людей, что делать в случае нападения. Чувствовалось, не раз командовал он людьми, готовя их к сражению. Ох, не зря показался он купцу человеком опасным. Надо бы держать с ним ухо востро. А допрежь пойти проведать капитана, пока никто не видит.
Купец направился в кормовую надстройку. Заглянул в общую камору и, никого там не обнаружив, ножом поддел засов. Проскользнул в камору. Лежащий на койке человек будто бы и не шевелился с момента их последней встречи. Та же напряженная поза. Те же полуприкрытые глаза. Та же недвижимость широкой груди. Только вонь усилилась многократно да в тазу прибавилось кровавых тряпок. Значит, ползает как-то, что-то делает. Окно бы только открыл, что ль? Ладно, буду выходить, сам открою, подумал Афанасий, пусть проветрится.
Присел рядом с телом, взял в руку худое ширококостное запястье, жаром своим примерно равное жару вокруг. Нащупал тонкую ниточку пульса. Жив, значит.
– Э… Любезный, – потряс капитана за руку.
Тот чуть приоткрыл глаза и посмотрел на Афанасия. А может, и не посмотрел, просто глазными яблоками пошевелил под желтыми веками. Совсем как живой мертвец. Вурдалак. А может, и правда? Подхватил какую-нибудь заразу в далеких краях. Теперь будет по ночам выходить, кровь пить людскую? Может, вогнать ему в грудь осиновый кол, а после сказать, что так и было? Или придушить и в окно спровадить, рыбам на корм? Говорят, без кола вурдалак обратно в ад не отправится. Но если его рыбешки мелкие на куски разорвут и по всему море-окияну растащат, трудненько собраться будет.
Афанасий снова потряс капитана за руку.
– Э, любезный… Мы пристать к берегу хотим.
Капитан не пошевелился.
– Ну, я так, чисто предупредить, – пробормотал Афанасий, понимая, что ответа не дождется. – Чтоб знал. О, смотрю, и вода тут кончилась!
Вытащив из петли кувшин, он покинул каюту.
Из установленной на палубе кадушки черпнул теплой пресной воды. Вернулся в каюту и вставил кувшин обратно в петлю. Оглянулся, чего б еще сделать, и понял. Развернув на полу тряпицу, высыпал в нее окровавленные тряпки из таза, завернул тщательно и положил у двери, чтоб не забыть. Сбегал в пустую общую каюту, выкопал из мешка со своими вещами чистую рубаху и принес страдальцу. Положил на табурет.
– Тут на вот. Используешь, если надо будет, да не стесняйся – почему-то смущаясь, проговорил он. – А я пойду. Пристаем мы. Как отчаливать будем или случится что – приду расскажу. Не дождавшись ответа, вышел из каюты и притворил за собой дверь. Закрыл с помощью ножа и вышел на палубу. Убедившись, что никто не смотрит, кинул сверток за борт. Между тем вахтенные спускали якорь на мелководье. Вооруженные команды усаживались в две небольшие лодки, все свободное место в которых было уставлено бочонками для пресной воды.
– Господин, а не хочешь с ними сплавать?
Афанасий вздрогнул, услышав над самым ухом мурлыкающий голос.