Следующим поехал Альбер Камю, совершивший турне по США с марта по май 1946 года. Он ощущал себя более напряженно, чем Сартр, осознавая себя чужаком и испытывая постоянные трудности от непонимания того, как все устроено и что нужно делать. Его беспокойство сделало его проницательным наблюдателем. Он отмечал:

фруктовый сок по утрам, скотч и газировка как национальный напиток… антисемитизм и любовь к животным — последняя распространяется и на горилл в зоопарке Бронкса, и на простейших в Музее естественной истории, — похоронные бюро, где смерть и мертвых принимают с невероятной скоростью («Умри, а остальное предоставь нам»), парикмахерские, где можно побриться в три часа ночи…

Особенно его впечатлил рекламный щит на Таймс-сквер, на котором гигантский морпех пускал настоящий дым из сигареты «Кэмел». Единственным местом, которое показалось ему привычным, был нью-йоркский район Бауэри, в то время заброшенный район дешевых баров и обветшалых отелей, через который на уровне второго этажа проходила надземная железнодорожная линия, отбрасывавшая гигантскую тень на все, что было внизу. Европеец так и хочет сказать: «Наконец-то реальность». Подобно Сартру, наблюдавшему за рабочими, Камю это и притягивало, и отталкивало. Прежде всего он не мог понять явного отсутствия в Америке страданий. Ничто там не было по-настоящему трагичным.

В 1947 году настала очередь Симоны де Бовуар. В отличие от Сартра, она говорила и читала по-английски; как и Камю, была поражена причудливыми устройствами и изобретениями. Она вела дневник, в котором поражалась таким явлениям, как способ доставки писем в своем отеле: рядом с лифтом на каждом этаже был крошечный желоб, в который опускали конверт, и он слетал в ящик внизу. Когда Симона впервые увидела проносящиеся мимо белые конверты, то приняла их за галлюцинации. Затем она пошла в газетный киоск и попыталась понять, как покупать марки в автоматах, но жетоны сбили ее с толку. Однако у нее появилось много друзей, и, освоившись в Нью-Йорке, она отправилась в лекционное турне по стране с посещением джаз-клубов и кинотеатров, где увидела «острые ощущения» и «комедийные шоу». В Чикаго она познакомилась с Нельсоном Олгреном, писателем, который рассказывал о наркоманах, проститутках и изнаночной стороне американской жизни. У них завязался роман, и она влюбилась; они оставались любовниками в течение трех лет, хотя виделись только через большие промежутки времени в США или Франции.

Ее реакция на Америку была привычной к тому времени смесью настороженности и блаженства. Она была соблазнена: Америка «была изобилием и бесконечными горизонтами; это был сумасшедший волшебный фонарь легендарных образов». Это было будущее — или, по крайней мере, один из возможных вариантов будущего. Советский Союз предлагал альтернативную версию, которая также привлекала ее. Но Соединенные Штаты, несомненно, в тот момент были сильнее. Они были увереннее, богаче, и у них была Бомба.

Один элемент американской жизни безоговорочно ужасал Сартра, де Бовуар и Камю: ее расовое неравенство, причем не только на Юге. После своей первой поездки Сартр написал в газете Le Figaro о том, как черные «неприкасаемые» и «ненаблюдаемые» бродят по улицам, никогда не встречаясь с вами взглядом; как будто они никого не видят, и вы тоже не должны их видеть. Более поздний визит вдохновил его пьесу о расизме в США «Добродетельная шлюха», основанной на реальном случае из жизни, когда двоих чернокожих мужчин осудили за изнасилование двух белых проституток и казнили, несмотря на недостаток улик. Де Бовуар была также потрясена отсутствием контакта между черными и белыми, поскольку два этих мира редко смешивались. Она самостоятельно посетила Гарлем[60], не обращая внимания на нервные предупреждения белых ньюйоркцев о том, что это может быть опасно. Другие французские гости также не хотели привыкать к разделению сфер, которое казалось таким естественным многим белым американцам. Когда в 1949 году Жюльетт Греко закрутила роман с джазовым музыкантом Майлзом Дэвисом и приехала к нему в Нью-Йорк, ему пришлось предупредить ее, что они не должны ходить вместе так же открыто, как в Париже. Люди назовут ее «негритянской проституткой», и его карьера будет разрушена.

И наоборот, многие чернокожие американцы, оказавшиеся в Париже после войны, оценили ощущение, что к ним относятся с элементарным человеческим уважением. Их не просто уважали, их часто боготворили, ведь французская молодежь так любила музыку и культуру черных американцев. Кто-то решил остаться, а кто-то увлекся экзистенциализмом, найдя много общего с его философией свободы.

Прекрасным примером этого был Ричард Райт, который прославился в США романами «Сын Америки» (1940) и «Черный»[61] (1945). Еще в Нью-Йорке он познакомился с Сартром и Камю, а с женой они особенно подружились с Симоной де Бовуар, которая гостила у них в 1947 году. В том году он записал в своем дневнике: «Как эти французские мальчики и девочки думают и пишут; ничего подобного сегодня нигде на земле нет. Как остро они чувствуют человеческую судьбу». В свою очередь, французским гостям понравились его грубые, полуавтобиографические произведения о жизни выросшего в Америке чернокожего. Камю организовал перевод его книг для издательства Gallimard; Сартр поручил ему писать для журнала Les Temps modernes. Райту с трудом удалось получить визу, чтобы самому посетить Францию, и он был моментально очарован. Так же, как мелочи Америки поражали французов, особенности Парижа восхитили Райта: «Ручки в центре дверей!» Он организовал дальнейшие поездки и в конце концов поселился в городе.

Несмотря на то что европейцев удивляли американские манеры, им нравилось, что их принимали так тепло: США были (и остаются) чрезвычайно гостеприимной страной для новых идей, а также для потенциальных знаменитостей. Через год после того, как фотография Сартра появилась в журнале Time с надписью «Женщины падали в обморок», Де Бовуар была названа в New Yorker «самой красивой экзистенциалисткой, которую вы когда-либо видели». Статьи об экзистенциализме появлялись в газетах и культурных периодических изданиях: New York Post, New Yorker, Harper’s Bazaar и Partisan Review — любимое чтение интеллектуалов — в котором публиковались эссе о Сартре, Бовуар и Камю с переводами отрывков из их произведений. Французский эмигрант Жан Уол написал Existentialism: A Preface для New Republic в октябре 1945 года. Наряду с учебниками и предисловиями появилась и мягкая сатира. В 1948 году New York Times Magazine перепечатал экзистенциалистскую шутку Пола Ф. Дженнингса из британского еженедельника Spectator под названием «Вещность вещей». В нем описывалась философия «резистенциализма», выдвинутая неким Пьером-Мари Вентре, посвященная пониманию того, почему вещи сопротивляются и разочаровывают человека