По мнению Сартра, мы проявляем недобросовестность всякий раз, когда представляем себя продуктом нашей расы, класса, работы, истории, нации, семьи, наследственности, влияния детства, событий или даже скрытых в бессознательном побуждений, которые, как мы утверждаем, не поддаются нашему контролю. Не то чтобы такие факторы были неважны: класс и раса, в частности, признавались им как мощные силы в жизни людей, и Симона де Бовуар вскоре добавит к этому списку гендер. Он также не имел в виду, что привилегированные группы имеют право поучать бедных и угнетенных и требовать «взять за себя ответственность». Это было бы грубым искажением смысла Сартра, поскольку его симпатии в любом конфликте всегда были на стороне слабых. Но для каждого из нас — для меня — быть добросовестным означает не оправдываться. Нельзя сказать (цитируя еще примеры из лекции Сартра 1945 года): «У меня никогда не было настоящей любви или настоящей дружбы, но это потому, что я не встретил мужчину или женщину, которые были бы этого достойны; если я не написал ни одной хорошей книги, то это потому, что у меня не было свободного времени». Мы действительно постоянно так говорим; но при этом мы поступаем недобросовестно.

Ничто из этого не означает, что я делаю выбор в пустоте. Я всегда нахожусь в некой уже существующей «ситуации», отталкиваясь от которой я должен действовать. Эти «ситуации», или то, что Сартр называет «фактичностью», нужны мне для осмысленного действия. Без этого моя свобода была бы лишь тщетной свободой парящего в пространстве человека — возможно, прыгуна в высоту, который совершает гигантский прыжок только для того, чтобы обнаружить, что дрейфует в невесомости и его прыжок не имеет никакого значения. Свобода не означает полностью неограниченное движение и уж точно не означает случайные действия. Мы часто путаем те самые вещи, которые позволяют нам быть свободными — контекст, смысл, фактичность, ситуацию, общее направление нашей жизни, — с тем, что определяет нас, отнимая нашу свободу. Только при наличии всего этого мы можем быть свободными в подлинном смысле слова.

Сартр доводит свой аргумент до крайности, утверждая, что даже война, тюремное заключение или перспектива неминуемой смерти не могут лишить меня экзистенциальной свободы. Они составляют часть моей «ситуации», и она может быть экстремальной и невыносимой, но все же она — лишь контекст для дальнейшего выбора. Если я скоро умру, я могу решить, как встретить свою смерть. Сартр воскрешает здесь древнюю стоическую идею: хоть я и не могу выбирать, что со мной происходит, но я могу выбирать, что с этим делать в духовном смысле. Но стоики культивировали безразличие перед лицом ужасных событий, тогда как Сартр считал, что мы должны оставаться страстно, даже яростно вовлеченными в происходящее с нами и в то, чего мы можем достичь. Нельзя ожидать, что свобода окажется чем-то меньшим, чем чудовищно трудной задачей.

Невыносимость свободы была темой пьесы «Мухи», которую Сартр репетировал, когда появился Камю. Она была поставлена 3 июня 1943 года и стала первой настоящей пьесой Сартра, если не считать сценок, написанных для его товарищей-военнопленных в Шталаге 12Д. Позже он назвал ее драмой «о свободе, о моей абсолютной свободе, о моей свободе как человека, и прежде всего о свободе оккупированных французов по отношению к немцам». И опять же, цензоров ничто не смутило. На этот раз, возможно, помогло то, что он придал пьесе классическую постановку — уловка, которой пользовались и другие писатели в это время. Рецензенты мало комментировали политический посыл пьесы, хотя один из них, Жак Берланд в Paris-Soir, пожаловался, что в Сартре слишком мало от драматурга и чересчур много от эссеиста.

У Камю был Сизиф; Сартр взял свою притчу из истории Ореста, героя пьесы Эсхила «Орестея». Орест возвращается в родной город Аргос и узнает, что его мать Клитемнестра вступила в сговор со своим любовником Эгисфом, чтобы убить своего мужа, отца Ореста, царя Агамемнона. Эгисф правит угнетенными гражданами как тиран. В версии Сартра народ слишком парализован унижением, чтобы восстать. Чума мух, роящаяся над городом, символизирует их унижение и позор.

Но вот на сцену выходит герой Орест. Как и в оригинале, он убивает Эгисфа и (после мимолетного угрызения совести) собственную мать. Он успешно отомстил за своего отца и освободил Аргос — но при этом он совершил нечто ужасное и должен взять на себя бремя вины вместо бремени стыда горожан. Ореста изгоняют из города мухи, которые становятся образами классических фурий. Появляется Зевс и предлагает прогнать фурий, но сартровский Орест отказывается от его помощи. Как экзистенциалистский герой, восставший против тирании и взявший на себя груз личной ответственности, он предпочитает действовать свободно и в одиночку.

Параллели с ситуацией во Франции в 1943 году были очевидны. Аудитория Сартра должна была осознать изнуряющий эффект компромиссов, на которые приходилось идти большинству из них, и унижение, вызванное жизнью при тирании. Что же касается фактора вины, то все знали, что вступление в Сопротивление грозит опасностью для друзей и семьи, а это значит, что любой акт восстания становится моральным бременем. Возможно, пьеса Сартра и не беспокоила цензоров, но она несла в себе подрывной посыл. Кроме того, в других странах и в другие времена у нее была долгая и столь же провокационная судьба.

Де Бовуар тоже поднимала в своем творчестве подобные темы. Она написала единственную в своей карьере пьесу, которую поставили только после войны (и то с плохими отзывами). Действие пьесы «Бесполезные рты» происходит в средневековом фламандском городе, находящемся в осаде; правители города предлагают сначала пожертвовать женщинами и детьми, чтобы сохранить пищу для воинов. Позже они понимают, что лучшая тактика — объединить всех жителей для солидарной борьбы. Сюжет неуклюж, поэтому плохие отзывы неудивительны, хотя пьеса Сартра вряд ли была более тонкой. После войны де Бовуар опубликует гораздо более удачный роман о Сопротивлении «Кровь других», в котором необходимость бунтарских действий сопоставляется с чувством вины, возникающим из-за необходимости подвергать людей опасности.

В это время де Бовуар также написала эссе под названием «Пирр и Цинеас», которое выводит принцип смелости за пределы войны, на более личную территорию. Эта история взята из другого классического источника, «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. Греческий полководец Пирр занят тем, что одерживает ряд великих побед, зная, что впереди еще много сражений. Его советник Цинеас спрашивает его, что он собирается делать, когда победит всех и захватит власть над всем миром. «Что ж, — говорит Пирр, — тогда я отдохну». На это Цинеас спрашивает: «Почему