когда она была маленькой и импульсивной, объедаясь конфетами на Хеллоуин в кладовке на кухне родителей. Она последовала примеру Маккензи и Адьи, заняв место за барной стойкой и изо всех сил стараясь следить за распутывающимися нитями разговора.

Заказав по тарелке шпината и артишоков, они разделили между собой кувшин с сельтерской водой. Делейн вертела соломинку в стакане до тех пор, пока лед не высыпался через край, и размышляла, не обречена ли она на вечное полусонное состояние. Одна нога застряла в реальности, другая – во сне.

Может быть, она чем-то заболела.

– Слышала, что Прайса уволили, – сказала Маккензи, поймав взгляд Делейн.

– Где ты это услышала? – Паника пробилась сквозь дымку ее мыслей.

– Вы двое – главный скандал в кампусе, – сказала Адья, подталкивая все еще дымящееся блюдо в тарелке. – Какая-то девушка в библиотеке спросила меня, не выкинут ли вас из программы.

– Отлично. Это здорово, – застонала Делейн, укрыв голову руками.

– Что вообще произошло в Чикаго?

Делейн подняла голову, чтобы ответить, и почувствовала прилив крови.

Перед ней стояла зеркальная Делейн. Волосы растрепаны, глаза дикие, губы накрашены прозрачным блеском. Она медленно моргала от удивления. Она была одна. Ей было холодно. Она находилась в незнакомой ванной комнате, наполненной незнакомыми звуками. Адьи и Маккензи нигде не было видно.

Ее зрение было странным, как будто она надела 3D-очки и комната вдруг стала расплывчатой от света. Далекие басы гулко разносились по потрескавшейся плитке под ногами, слабо пульсируя в закрашенном граффити туалете. Она смутно помнила, как пробивалась локтями через толпу тел, пол под ней был липким от пива.

В покрытой ржавчиной раковине вода текла скудными струйками. Холод плескался в ее ладонях и ледяными копьями стекал по запястьям. Она приложила ладонь к горлу, прижимая пальцы, чтобы унять разгоряченную кожу.

Когда она подняла голову, пока вода тонкими реками стекала по шее, то увидела в зеркале лицо Нейта Шиллера. У нее перехватило дыхание, каждая частичка ее тела сжалась. Он был исхудалым и ухмыляющимся, его кожа стала серой в бликах встраиваемых ламп. Он выглядел полубезумным, нечто мертвое.

– Как ты это сделала? – требовал ответа он. – Как ты проглотила его целиком и осталась жива?

– Что? – ее голос вырвался с хрипотцой. – Что ты имеешь в виду? – Его голова склонилась набок в совершенно не человеческом положении. От его неправильности ей стало еще холоднее.

– Он в твоем черепе, сверлит дыры в твоей голове. В твоей груди, порхает, как мотылек. Живет в твоем животе, как паук, плетущий свою липкую паутину. Разве не щекотно? Разве не зудит? Разве это не заставляет тебя чувствовать себя чертовски безумной?

В один момент он был неподвижен, как тень, погруженный в темноту внутри узких стен распахнутой настежь кабинки. В следующее мгновение он уже бежал за ней, опустив голову, широко раскинув руки.

Делейн вскрикнула и села прямо. Над головой защелкали лампы датчиков движения. Ее ноги и спина затекли. Она была в библиотеке, зажатая стеллажами, сердце ужасно билось в груди.

– Привет, – произнес девичий голос с явным нетерпением человека, который уже несколько раз повторил свои слова. Подняв глаза, Делейн увидела блондинку с презрительным взглядом, в комбинезоне с принтом зебры и пирсингом в носу. Она стояла в обрамлении стопок, держась за лямки желтого рюкзака. – Ты кричала во сне. Всем остальным становится не по себе.

– Извини, – сказала она. – Спасибо, что разбудила меня.

– Я вытянула короткую соломинку.

– Ох. – Делейн потерла глаза. Она чувствовала себя так, будто ее вытряхнули, а внутри все стало сырым. – Ну, все равно спасибо. Ты Хейли, верно? Соседка Маккензи по комнате?

– Это я. – Хейли выгнула бровь. – Ты – странная подруга Маккензи, которая разговаривает с мертвыми людьми.

– Я… Ладно. Только разок или два. – Она не была уверена, что хочет быть именно такой. Делейн Майерс-Петров, разговаривающая с мертвецами. За окном небо было черным, как пустота. – Во сколько библиотека закрывается по четвергам?

– Сегодня пятница, – хмуро посмотрела на нее Хейли.

– Что? Нет. – Она нащупала свои вещи, запихивая их в сумку на ходу. Ее желудок грыз себя в знак протеста. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ела. – Это невозможно, – сказала она. Затем с замиранием сердца добавила: – Кажется, я теряю счет времени.

Хейли это не впечатлило.

– У меня то же самое. – Ее голос становился все глуше и глуше. – Мне кажется, что я уже несколько дней не выходила из библиотеки.

– Нет, я имею в виду, думаю, я действительно теряю время. Я…

Ее слова оборвались на всхлипе. Она стояла, дрожа, посреди пронизываемого ветром квадрата, освещенного единственным овалом фонаря. Далекие деревья шелестели, голые ветви щелкали, как зубы. Она нащупала телефон, но обнаружила, что батарея села. Ее пальцы дрожали. Где-то рядом что-то прошептало ее имя.

Сердце подскочило к горлу, и она бросилась бежать.

33

Входная дверь Колтона была открыта. Внутри портика было темно, его не освещало веселое мерцание кованого фонаря на крыльце. Лестница была не подметена, веранда загромождена толстыми комками широких мокрых листьев. Никто не выставлял ни тыквы, ни стогов сена, прислоненных к холодному кирпичу.

Дверь была не распахнута, но оставлена приоткрытой, как будто какой-то вор пробрался внутрь через щель. Улица была позолочена туманным сиянием фонарей, стволы деревьев опоясывали желто-золотые огни сказок.

В доме Колтона было темно.

Делейн не решалась идти, листья скользили под сапогами, и ее не покидало ощущение, что за ней наблюдают. Это ощущение началось с дрожи, которая медленно, на цыпочках, двигалась вниз по позвоночнику, словно паук спустился с безлистных ветвей над головой и прошелся своими восемью длинными лапками по ее рубашке.

Другие дома зевали вдали от нее, выстроившись в ряд из жизнерадостного кирпича, маслянистый свет проливался на тротуар. Единственное, что наблюдало за ней, было пугало, установленное у фонарного столба и раскачивающееся так, что веревка разматывалась. Оно до боли напомнило ей Нейта. Его глаза-пуговицы были пусты, улыбка пришита на место.

Не желая задерживаться и продолжать путь домой в одиночестве, она поднялась по ступенькам к дому Колтона, прижимая к груди разряженный телефон, как щит. Просунув один ботинок в открытую дверь, она протиснулась внутрь.

– Привет?

Ее голос разнесся по фойе. Несколько листьев влетело через щель, рассыпавшись по полу хрупкими коричневыми осколками. Она прикрыла за собой дверь.

– Колтон?

В доме было тихо, как на кладбище. В окно светила полная октябрьская луна. Она заливала пространство веселым светом, делая тени неразличимыми. Делейн подалась вперед, испытывая беспокойство.

– Колтон, ты…

Хруст костей под сапогом заглушил ее вопрос. Нет. Не костей. Стекла.