запекшееся до хруста под лучами солнца в окнах, и уделила время тому, чтобы поправить серую юбку. К тому времени, как она постучала в дверь, ей удалось успокоиться.

– Входите.

Уайтхолл стоял за своим столом, обрамленным привычными башнями из книг. Как всегда, Делейн поразила его исключительная интеллектуальность. Он меньше всего походил на профессора и больше на карикатуру на него. Все в его кабинете было тяжелым, темным и старым. Единственное пятно пастельных тонов исходило от причудливой, но любительской картины, висевшей над спинкой его кресла. На ней была изображена лесная поляна, трепещущие осины на фоне акрилового восхода солнца.

Пройдя через комнату, она опустилась в широкое кожаное кресло у окна. Свет падал на ее колени в виде карамелизированных потоков. За письменным столом Уайтхолл снял очки и принялся их полировать.

– Это не привычка, – сказала Маккензи несколько недель назад, когда они обменивались записками в студенческом центре. – Это перформанс. Он думает, что это помогает ему выглядеть ученым.

Это сработало. Он выглядел в полной мере ученым. А еще, подумала Делейн, он выглядел злым. Ее уверенность начала ослабевать. Она пожалела, что не принесла ему пирожные из фургончика с едой, стоящего на площади. Белый флаг. Предложение мира. Что-то, что говорило бы: «Пожалуйста, не разочаровывайся во мне».

Осмотрев свои линзы, он сказал:

– Вам известно, мисс Майерс-Петров, о продолжающемся полицейском расследовании в Чикаго, верно?

– Да. – У нее свело живот.

– Хорошо. Хорошо. – Он вернул свои очки на место. – И вы также знаете, что Колтон Прайс считается подозреваемым в деле о предполагаемой дедовщине Натаниэля Шиллера?

– Простите? – Кровь застыла у нее в жилах.

– Не совершайте ошибку, – сказал он, – я могу выглядеть старым дряхлым дураком, но я им точно не являюсь. Я давно знал, что в Хау существует нечто вроде несанкционированного клуба старшекурсников. Это должно было случиться. Если передать главный ключ от Вселенной в руки людей, то в конце концов некоторые из них начнут воображать себя богами. – Уайтхолл прижал руку к тонкой стопке папок. – И мистер Прайс, принц кампуса, которым он является, был их главарем с самого первого дня.

Ладони Делейн были мокрыми от пота. Она попыталась подобрать контраргумент – причину, по которой эти обвинения не могут быть правдой, – но ничего не нашла. С самого первого дня Колтон Прайс только и делал, что хранил секреты. Она позволяла ему пичкать ее хлебными крошками, выхватывая клочки правды всякий раз, когда он считал нужным поделиться. Проглатывая ложь за ложью.

«Все, что я сделаю, это причиню тебе боль», – говорил он. Возможно, ей стоило ему поверить.

– То, что случилось с Натаниэлем Шиллером, вызывает глубокое беспокойство, – сказал Уайтхолл. Прозвучало это так, словно он говорил через жестяную банку. – Полиция работает по всем направлениям, но мне сказали, что Натаниэль исчез вскоре после того, как вы и мистер Прайс запланировали поездку в Чикаго.

У Делейн свело живот.

– Мне очень жаль, – сказала она и серьезно добавила: – Я действительно сожалею. Если вы позволите мне…

– Репутация Годбоула полностью зависит от поведения его студентов, – продолжал Уайтхолл, как будто она ничего и не говорила. – Людям не нравятся вещи, которые они не могут понять. Не могут разложить по полочкам. То, что мы делаем здесь, в Годбоуле, это никак не укладывается ни в одну из их маленьких аккуратных формочек. Из-за этого у нас гораздо больше врагов, чем союзников. Есть люди, которые хотели бы, чтобы мы потеряли аккредитацию.

– Я знаю, – сказала она, слишком тихо, чтобы Уайтхолл мог услышать. – И мне невероятно жаль. Я не подумала об этом.

– Правильно ли я понимаю, что вы получили копию руководства для студентов в начале года? – Он посмотрел на нее поверх своих очков.

Вопрос застал ее врасплох.

– Да.

– Тогда вы знаете, – сказал он, – что существуют определенные правила академического поведения, которых должны придерживаться все студенты Хау.

– Да, – повторила она.

Он взял с вершины стопки папку и пролистал ее.

– В то время как нет никаких правил, запрещающих вступать в отношения с мистером Прайсом вне занятий, этический кодекс университета категорически противоречит тому, что помощник учителя проявляет благосклонность к отдельным ученикам в стенах класса.

У нее сжался желудок. Голова Делейн была неподвижна.

– Он не… Это не… У нас нет отношений. – Как только она произнесла эти слова вслух, они снова пронзили ее стрелой, острой и ужасающей. Она была уверена, что никто из других первокурсников не делил постель с Колтоном. Руки переплетены, колени соприкасаются, в мерцающей темноте они слушают дыхание друг друга. – Мы друзья, – призналась она, слишком слабо, как ей показалось.

– Так ли это? А как насчет обвинений в фаворитизме? – Он постучал пальцем по бумагам, лежащим перед ним. – У меня здесь отчет, в котором утверждается, что мистер Прайс давал вам ответы на экзаменах по основным предметам.

– Что? – Паника пронзила ее головокружительным порывом. – Все было не так. Я изо всех сил старалась не отставать в учебе. Он дал мне свои старые записи, чтобы позаниматься.

Уайтхолл притащил свой стул и уселся на него. Долгое время он молча разглядывал ее, словно решив выудить правду с помощью метода осмоса. Она никогда еще не чувствовала себя такой сломленной под его пристальным неодобрительным взглядом.

– Если у вас возникли трудности с занятиями, – сказал он, зашнуровывая брюки, – Центр помощи студентам находится на втором этаже Гиббонс-холла.

– Я знаю. – Ее горло сжалось. – Они предложили услуги переводчика.

– И этого было недостаточно?

– Ну, я… – Комната казалась слишком маленькой, воздух слишком плотным, и она снова уменьшилась до маленькой стеклянной Делейни, вся в трещинах. – Я не владею языком, – сказала она. – Языком жестов. Я знаю достаточно, чтобы использовать его дома с родителями, но недостаточно, чтобы не отставать в школе.

Выдавив из себя вздох, Уайтхолл поправил очки.

– Я с сожалением должен сообщить, мисс Майерс-Петров, что, хотя я, конечно, могу сочувствовать вашей ситуации, студенты, пойманные на списывании на экзаменах, подлежат немедленному исключению из программы.

– Но я не списывала.

– Это вы так говорите. – Он встал из-за стола и направился к двери, затем распахнул ее. Солнечный свет упал внутрь, ослепительно сверкнув золотом. – Считайте эту встречу вашим единственным предупреждением. Я не могу полностью винить вас за то, что вы так заблуждаетесь – мистер Прайс должен был выступить в роли наставника, и он потерпел грандиозную неудачу. То, как он себя вел, неприемлемо. Он освобожден от обязанностей ассистента преподавателя и находится на испытательном сроке до конца семестра.

По тому, как он навис над дверью, она поняла, что ей пора идти. Сердце забилось в груди. Руки стали липкими.