Крячко вытащил из своего стола стопку фотографий и стал их выкладывать по одной на столе перед Тыквой. Уголовник таращился на лица, и было видно, что мысли его не работают, как положено, а трепыхаются, как тряпье на ветру на деревенском заборе. Гуров скрипнул зубами, встал и отошел к окну, чтобы не мешать опознанию. Крячко что-то вполголоса объяснял Тыкве, кажется, даже успокаивал.

Фотографий было не так много — всего пара десятков. Но среди них было фото Татьяны Калининой, Оксаны Чукановой, даже фотографии Алины Игониной и Катьки Северцевой. Последняя там находилась для того, чтобы Тыква чисто психологически смог начать хоть кого-то узнавать. Одну узнает, значит, процесс в голове наладится, мыслительные функции восстановятся в каком-то объеме. Фото Игониной положили просто на всякий случай, чтобы проверить, а знал ли Тыква ее, встречался ли с ней, настолько ли она часто бывала у Северцевой, что даже Тыква ее видел.

А вот фото погибшей студентки Чукановой положили с умыслом. Во-первых, для количества, во-вторых, на случай, если Тыква что-то знает об этом преступлении. Если это было преступление… все-таки. Гуров боролся с собой, но объективно, кроме косвенных улик, ничего не было. Но и косвенных было столько, что они перевесят все остальные. Не для суда, правда, а для оперативного розыска. Для суда даже добровольное признание не является прямой уликой и доказательством вины.

Гуров стоял и слушал, как Станислав умело настраивал Тыкву на работу головой. Наконец у них там что-то стало получаться.

— О-о, так это же Катька, — оживился Тыква.

— Какая Катька? — упрямо требовал уточнения Крячко.

— Ну, Катька же, Северная. Вы че? Вы же за Мироном в ее квартиру приходили. Его же там нашли, у Катьки.

— Молодец, Помпон от Шапки! — похвалил Крячко. — Еще немного, и я тебе гордую кликуху Тыква верну. Пока только на Помпон тянешь. Давай дальше.

— Не знаю, — тихо шептал уголовник, — нет, эту не знаю.

— А эту? Вот, еще смотри, да внимательнее, шевели своими тыквенными семечками внутри.

— Я шевелю… Эту тоже не знаю, правда.

— Ох, и врешь ты, друг ситный! Если я узнаю, что врал…

— Ей-богу, не вру…

— Ты… мне еще Бога поминать тут будешь! Давай смотри на фотки!

— А вот эту где-то видел… Точняк, начальник!

— Спокойно, Свекла, спокойно!

— Я — Тыква, — обиженно отозвался уголовник. — А видел я ее, знаете где, во, с Мироном я ее видел!

Гуров так резко повернулся, что в шейных позвонках что-то хрустнуло. Стараясь сдерживать нетерпение, он подошел к столу. Крячко ткнул пальцем в фотографию Татьяны Калининой. Значит, Тыква, ее где-то все-таки видел.

— Щас вспомню, — торопливо лепетал Тыква. — Это… это был… Вы на квартиру к Катьке нагрянули в пятницу… А в среду я ее с Мироном видел. И от Катькиного дома недалеко. Они стояли под деревом и шептались. Главное, прятались ведь от кого-то. Мирон, понятно, он в бегах, а она…

— Раз они прятались, то как ты ее разглядел? — одернул Тыкву Крячко.

— Так я стоял и ждал. Я ж к Катьке шел, в смысле, к Мирону. Пива нес. А потом они расстались, и она пошла, вот я и разглядел.

Крячко посмотрел на календарь и старательно внес себе в план выяснение места нахождения Татьяны Калининой в данный день и в данное время. А Тыква продолжал стараться. Он расписывал, какое лицо было у девушки, как она два раза оглянулась на дом и подъезд, в который вошел Миронов после того, как расстался с ней.

Потом зазвонил телефон на столе у Гурова. Крячко вопросительно посмотрел на шефа, снял трубку и протянул ее через стол.

— Слушаю!

— Лев Иванович, — раздался голос Афанасьева, — мы закончили. Двое опознали Калинину как находившуюся на платформе в то время. Она привлекла внимание не выражением лица, а одеждой. На ней, как показывают оба очевидца, были джинсы и футболка. Так вот, они обратили внимание, что «молния» на гульфике джинсов была расстегнута, а футболка сзади вылезла из-за ремня. На неопрятность обратили внимание, а потом уже на лицо. По-моему, логично посмотреть в лицо, кто это так небрежен в одежде в общественном месте.

— Да, можно согласиться, — ответил Гуров.

Он положил трубку, кивнул, чтобы увели Тыкву, и подошел к Калинину.

— Может, приляжешь? Ночь будет долгая, а может, и следующие сутки тоже.

— Как ты мог, Лева? — вдруг спросил Калинин. — Почему?

— Ты о чем? — стиснув зубы, процедил Гуров.

— Ты догадывался, понимал. И ты молчал. Почему сразу ничего не сказал, почему довел до этого?

— Юра! Я ничего не знал, а когда стал догадываться, то сразу бросился проверять. И как только у меня появилась уверенность, я сразу полетел к тебе.

— Ты все знал и молчал, — почти простонал Калинин. — Я не хочу больше тебя видеть, понимаешь? Мне больно! Я хочу уйти…

— Юра!

— Оставь меня. Хочешь арестовать — арестуй. Но быть с тобой и ждать я не могу.

— Ну куда ты пойдешь? Ночь ведь, документов… вещи твои… А, черт! — Гуров повернулся к Крячко: — Стас, прошу тебя. Устрой его в гостиницу по своему паспорту, по моему. А потом смотайся ко мне на дачу и привези все его вещи. Ну, в комнате у него увидишь. Я просто не могу оторваться сейчас, а он…. видишь, что с ним.

— Ладно, я все устрою, — пообещал Крячко.

Он подошел к Калинину, взял его за плечо и стал что-то шептать на ухо. Юрка кивнул, встал с дивана и, не проронив ни слова, вышел за дверь.

Татьяну нашли под утро. Позвонил Афанасьев. Голос у капитана был хриплый и уставший. Кажется, он уже двое суток на ногах.

— Нашли бедолагу, — сказал капитан. — Она шла по Садовому, натыкалась на людей. У нее вид, как говорят, был как у пьяной. А потом к ней какие-то пацаны привязались, а она никакая. Кто-то в полицию позвонил, а там уж завертелось. Прилетели первыми ребята из ДПС, по фото ее опознали и сообщили нам в МУР.

— Все, Андрей Андреевич, спасибо тебе. Вымотался ты, как я слышу.

— Если честно, то слегка пошатывает, — пробормотал Афанасьев.

— Отправляйся-ка домой. Я утром свяжусь с твоим руководством, скажу, чтобы отпустили тебя до восемнадцати часов отсыпаться.

— Ну-у! — восхитился Афанасьев. — По-царски!

— Это я могу, — усмехнулся Гуров. — До вечера постараюсь организовать экспертизу в «Кащенко». — Он по привычке назвал Психиатрическую клиническую больницу № 1 «Кащенко». Так он привык, да и все опера тоже. Хотя с 1994 года клинике вернули название «Имени Н. А. Алексеева». — Пусть психиатры сделают свое официальное заключение. А твои ребята пока займутся поиском свидетелей, другими следственными мероприятиями. Короче, бумагу набирать будут. Ты мне понадобишься вечером. Нам предстоит довести дело Креста до конца, отработать его связи с Рязанью, если таковые есть. А еще проверишь рязанский след по конопляным делам. Я тебе информацию к вечеру подготовлю, будь она неладна.