Его Императорского Величества государства и земель Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может…»

Федя молчал, придавленный бронзовой чеканностью этих строк. Он вспомнил, как приносил присягу, – это было на палубе учебного судна Морского корпуса, на рейде Кронштадта. Небо было низким, свинцово-серым – не то что пронизанная чаячьими криками голубизна над Южной бухтой…

– Нет, присяги вы не нарушаете-с, – продолжал Красницкий. – Есть здесь и Самодержец, и Всероссийского престола Наследник, и служба ваша им куда как понадобится-с! А что не Николаю Второму, а Первому – какая-с разница? Может быть, наши действия вообще предотвратят Мировую войну? Да-да, почему бы и нет-с? Мне случилось побеседовать на эту тему с господином Велесовым – оказывается, в будущем целая наука есть, называется «альтернативная история». Так он считает, что и не такое возможно-с! Так что, какое уж дезертирство, голубчик…

Федя вздохнул. Ему очень хотелось поверить, но…

– Если вас это успокоит, молодой человек: я, как ваш начальник, даю вам разрешение остаться здесь и служить России. А дальше решать вам-с. А я, простите, откланяюсь, дела-с! Да и вам, как я понимаю-с, пора? Вы уж не расстраивайте барышню, они, знаете ли, ждать не любят-с…

III

ПСКР «Адамант».

15 октября 1854 г.

С. Велесов, попаданец

– Что-то пусто у нас стало, – посетовал Валентин, отхлебывая из большой кружки. – Неделю назад было не протолкнуться, а теперь будто разбежались!

– Почему «будто»? – удивился Велесов. – Так и есть, разбежались! Зарин только на сутки вернулся из Николаева, Андрюха у Варны, ухорезы – и те нас покинули, и по ночам к союзничкам ползают, душегубствуют. Треть команды в разгоне!

Он долил из фаянсового чайничка заварки, черной как смоль, крепчайшей. Чай на «Адаманте» был натуральный, китайский, закупленный на берегу – здесь, слава богу, еще не додумались до пакетиков. Наполнил кружку на две трети, опустил дольку лимона, долил доверху из темной бутылки.

– «Если надзиратель пьет чай – прекратите», – с ехидцей процитировал Валентин, принципиально не употреблявший спиртного. – «Были сигналы – не чай он там пьет…»

Велесов в ответ оскалился, изобразил губами чмокающе-сосущие звуки, стараясь, чтобы они звучали поотвратнее[17].

– Как есть, вурдалак! – довольно произнес инженер, а Велесов подумал, что Рогачев – вылитый программист Привалов из «Понедельника», и даже внешне он похож на бородатого, нескладного парня с иллюстраций Мигунова. И такой же восторженный идеалист от науки.

К «адмиральскому чаю» Сергей приохотился на «Алмазе». Рецепт этого напитка прост: следует отпивать четверть кружки, после чего каждый раз доливать, и отнюдь не из самовара. Напиток прижился на сторожевике, несмотря на то что Кременецкий недобро косился на неуставной алкоголь. Но и он сдался, когда фон Эссен презентовал «потомкам» большую корзину, доверху наполненную бутылками с черным ямайским ромом, – трофей, взятый на «Фьюриосе». К тому же никто не собирался скрупулезно следовать традиции: Рогачев теоретически подсчитал, что правильное употребление одной кружки такого «коктейля» требует от пятидесяти до ста итераций типа «отпил-долил», и при этом будет выпито около полутора литров рома. Причем его процентное содержание в кружке подчиняется экспоненциальной зависимости, асимптотически стремясь к ста процентам.

Порядки Российского Императорского флота неотвратимо проникали в кают-компанию ПСКР. Чего стоил, например, подарок Зарина: картина, изображающая «Алмаз», «Владимир» и «Адамант» на севастопольском рейде. Скромная подпись в углу, «И. Айвазовский», говорила сама за себя.

– Кстати, Валь, что там у профа? – спросил старший лейтенант Бабенко. – Слышал, он отказался покидать госпиталь? Интересно, с чего бы?

Командир БЧ-4 редко покидал сторожевик – на нем было поддержание наскоро слепленной радиосети, локаторы, ремонт электроники.

– Да я и сам не понимаю, – лениво отозвался инженер. – Пирогов запретил Груздеву вставать, тот в ответ устроил скандал, а потом успокоился и потребовал меня, с ноутбуком и всеми данными с приборов. С тех пор не отрывается от монитора, а об «Адаманте» и слышать не хочет. Говорит – на борту ему не работается!

– И что, выяснил он что-нибудь? – поинтересовался Андрей. Кружка уже опустела примерно на треть, и он прикидывал: доливать ли ее ромом или смошенничать и обойтись кипятком? Вроде дела на сегодня закончены, можно расслабиться… Подумал, вздохнул и потянулся к кранику самовара.

– Кое-что выяснил. Обсудили мою концепцию «клапштосса», проф согласился. Вы бы слышали, что он выдал, когда до него дошло, что корабли экспедиции сейчас в 1916-м! Да вот, я записал…

И вытащил из кармана замызганный листок.

– Вывалились бедолаги в шестнадцатом году, послушали эфир: чего там есть, Эйфелева башня, армейские и корабельные искровые станции? И все морзянкой… Сориентировались, засекли локатором приблудного… да кого угодно, а тот в ответ четырьмя или пятью дюймами! А как иначе – война, по Черному морю «Гебен» шастает, бдительность на высоте!

Ну, значит, пошли в Севастополь или Одессу. И пусть даже не нарвались по дороге на минное поле или подлодку… Встали на рейд под флагом нейтрала, представились, изложили, что знают. А чего, спрашивается, скрывать? Перенос нештатный, дорога назад, скорее всего, закрыта. Как результат – весь мир немедленно дуреет от таких новостей, ибо с сохранением гостайны в те времена дела совсем плохи.

Русские либералы ликуют по поводу скорого падения царизма, Ленин в Швейцарии узнаёт о себе много нового.

Сталин начинает искать однофамильца с такой же партийной кличкой и людоедскими наклонностями.

Николай Второй вызывает на ковер шефа жандармов и требует ликвидировать большевиков как явление. Тот пытается вспомнить, кто это такие и где их искать. Гессенская муха ищет утешения у старца Григория. Старец, также узнавший про себя до хрена новостей, апокалиптически вещает из текущего запоя.

Что еще? Президент Вильсон висит на телеграфе, выясняя адекватность посла САСШ в Российской Империи, а в промежутках запивая новости бурбоном. Маршал Петэн, узнав о себе много нового, объявляет, что будет вести войну до подписания капитуляции в Берлине. Но ему не верят.

Вилли Второй, Франц-Иосиф и компания спешно находят одного безвестного, но старательного ефрейтора и сажают его под замок, а сами принимаются думать горькую думу. Безвестный ефрейтор, читая газеты, бьется челом об стену и орет, что не делал этого и вообще он художник. И приходит к выводу, что во всем виноваты американцы и негры.